Субботнее утро. Весенний день.

АВТО ОТ АВТОЛИКА

Это был первый съезд с шоссе после округа Бэр.

Там стоял рекламный щит:

ВЫБИРАЙ СЕБЕ ТАЧКУ! ЛЮБУЮ ТАЧКУ!

Автолик был дельцом и пройдохой. Этакая хитрая бестия. Торговец до мозга костей, с хорошо подвешенным языком.

Автолик. Наполовину – Будапешт, наполовину – Нью-Джерси. Запредельная самоуверенность Старой Европы и бесшабашная наглость Нового Света.

Автолик: длинные волосы, собранные в хвост, козлиная бородка, ковбойские сапоги, галстук-шнурок. Наполовину мошенник, наполовину мудрец.

Поднятые двери-крылья «делореана» Кло приметил издалека. Он подъехал поближе, остановился перед «делореаном» и вышел из машины. Автолик стоял, склонившись над двигателем, расположенным сзади. Пар от радиатора окутывал его щуплую фигуру густым туманом.

– Это машина из «Назад в будущее»?

Автолик выпрямился и прищурился, внимательно изучая добродушное, открытое лицо Кло, который стоял, держа в руке темные очки и возвышаясь над низкой машиной и ее невысоким владельцем.

– Есть молоток?

– Собираетесь бить молотком эту красавицу?

– Собираюсь расколотить себе голову. Прохиндей, который продал мне эту машину… он меня обманул. Я слишком честный человек.

– Если хотите, могу вас подвезти куда нужно.

– У тебя славная тачка. Люблю «шевроле». Смотрю, совсем новая.

– Да… прошлый год у нас в «Овчарне» выдался очень даже удачный. Вы бывали у нас?

– В «Овчарне»? Так это твой бар?

– Ну, да… то есть бар папин, а я его сын.

Автолик вытер руки влажной салфеткой, закрыл «делореан» и уселся в машину Кло.

– Кожа с прострочкой… и все так чисто. Мне нравится.

– Папа всегда говорил, что даже если ты ездишь на старой, раздолбанной колымаге, все равно за ней надо ухаживать. Я усвоил этот урок, когда мы еще были бедными. А теперь мы богатые.

– Я думал, американская мечта давно сдохла, и богатеют только богатеи… или политики.

– Да никакие мы не богатеи. У нас просто скромный семейный бизнес, но да, дела идут хорошо.

– И куда вы направляетесь, молодой человек?

– В город. У папы сегодня юбилей, семьдесят лет. Будут гости. Сестра отправила меня за покупками. Надо купить кое-что для праздника и подарок для папы. Что-то необыкновенное, от сына – отцу. Но что, ради Господа Бога и всех святых, мне ему подарить?

– Ты веришь в Бога? Твой отец верит в Бога?

– Меня воспитали на Библии. Сейчас мы уже не так часто бываем в церкви, но я верю, что все в руках Божьих.

– Ты веришь, что Бог дает людям то, что им нужно?

– Конечно, верю. Папа всегда говорит, что Бог послал нам мою младшую сестренку, хотя она та еще язва.

Автолик кивнул.

– Думается, что сегодня как раз такой день. Божий промысел в действии. Бог послал тебе меня.

– Вообще-то я вам помогаю!

Автолик снова кивнул. Потом достал из кармана фляжку и сделал большой глоток.

– Будешь виски?

– Я за рулем.

– Мой врач говорит, что мне каждый день надо чуток выпивать. Полезно для печени.

– Ну, так пейте, раз надо.

– Кстати, тебя как зовут?

– Кло.

– Рад познакомиться, Кло. Сегодня удачный день, даже не сомневайся.

Субботнее утро. Весенний день.

Пердита увидела, как папа стоит на стремянке. В руке – молоток, во рту – гвозди. Она думала, он еще спит. Она налила в кружку свежий кофе и вышла в сад, чтобы поздравить папу с днем рождения.

Сколько она себя помнила, Паст трудился не покладая рук, чтобы «раскрутить» бар. В «Овчарне» подавали не только закуски, но и самую настоящую еду: лучший в округе рыбный суп, крабы в панцирях, рис с горошком, тушеная фасоль. Ехать сюда из города было не близко – вдоль берегового вала, где бакланы предсказывают погоду, – но оно того стоило.

В самом начале Паст почти все делал сам; чинил высокие ставни, добывал куски кованой балконной решетки, чтобы восстановить балюстраду, опоясывающую все здание.

Он ни на секунду не оставлял Пердиту одну. Даже когда ему надо было работать, он сажал ее в рюкзак у себя за спиной. Однажды ее уже бросили, но больше не бросят. Никогда в жизни. По ночам она спала в его комнате, и он рассказывал ей старые сказки о любви и потерях. Она была еще маленькой и не понимала их смысла. Но она слушала его голос.

Когда она подросла, Паст научил ее играть на пианино, и они вместе слушали музыку, на которой вырос сам Паст: женские группы вроде «Marvelettes», бунтарский рок, Боба Дилана, Джоан Баэз и Марвина Гэя, которого Паст любил больше всех.

Пердита вышла в сад. Ее отец наблюдал за птицами в небе.

– С днем рождения, папа.

Он приобнял ее за плечи.

– У меня для тебя подарок.

– У тебя – для меня? Но ведь день рождения не у меня.

Паст достал из кармана потертый бархатный мешочек.

– Это от твоей мамы. Я ждал, когда тебе исполнится восемнадцать, но мне самому стукнуло семьдесят. Не хотелось бы испустить дух и не вручить тебе это собственноручно.

– Ничего ты не испустишь.

– Смотри. – Паст высыпал содержимое мешочка ей прямо в руки.

Пердита молча смотрела на сверкающую красоту – холодное пламя, сотворение мира. Пласт времени. Вот что такое бриллианты.

– Они настоящие?

– Да. Самые что ни на есть настоящие бриллианты.

– Значит, мама была не бедной.

– Думаю, очень не бедной.

Пердита держала бриллианты, как мама когда-то держала ее саму – двумя руками.

Из глаз потекли слезы.

– Не плачь, – сказал Паст. – Тебя любили тогда, и тебя любят сейчас. Разве этого мало?

Пердита покачала головой и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Она была в таком возрасте, когда ты иногда уже взрослая женщина, а иногда – еще ребенок.

– Я надену его сегодня, – сказала она. – На твой праздник.

– До сих пор не пойму, и зачем мы устраиваем этот праздник. Столько мороки!

– Какой смысл становиться старым, если не веселиться на праздниках?

– По-твоему, я старый?

– Старый, – сказала Пердита и поцеловала его в щеку. – Но еще крепкий.

– Может быть, я и старый, но все равно я танцую лучше тебя.

Она подняла руку и легонько шлепнула его по макушке – Паст был таким же высоким, как Кло, на голову выше Пердиты. Потом она взяла его за руку, и пару минут они танцевали и пели. Паст щелкал пальцами и задавал ритм, а Пердита вела мелодию. Умчи меня на Луну, мы будем играть среди звезд…