А труба снова где-то вдалеке звонко играет. И снова он не разбирает сигнала: играют «строиться», что ли?

И только тут, откинув полог, в шатёр заглянул Хенрик.

– Господин генерал, приехали еретики, один генерал и три офицера, с трубачом, просят дозволения говорить с вами.

Барон на мгновение задумывается, а потом начинает отдавать распоряжения:

– Доспех мой приготовить, буду надевать, собрать всех старших офицеров и знаменосца со знаменем, поставить моё кресло перед шатром, но так, чтобы, встав передо мной, еретики не видели лагеря.

– Так, чтобы не видели лагеря? – уточнил молодой офицер.

– Они приехали сюда не только говорить со мной, но и смотреть, сколько нас. Нельзя позволять им этого, ни палаток считать, ни знамён. Пушки уже выставили?

– Для кулеврин позиции уже готовы, но орудия ещё туда не втащили, а для больших ещё и площадку не расчистили, – отвечал Хенрик.

– Хорошо, зовите слуг, а сами прикажите собирать офицеров.

Ветер не утихал и разгонял облака, то и дело выглядывало солнце, но было холодно, день пошёл на убыль, и солнце уже не спасало от приходящего ноябрьского студеного вечера.

Кресло для генерала поставили чуть ниже шатра, нашли удобное место, шлем он надевать не стал, и подшлемник тоже, надел от холода только каль, что выглядело как-то по-домашнему. Может, этот предмет туалета и не вязался с его роскошными доспехами, зато подчёркивал не очень серьёзное отношения генерала к приехавшим парламентёрам. А вот его офицеры были при параде, доспехи сияли, ветер трепал бело-голубые шарфы, лежащие у них через плечо. Офицеры встали сзади его кресла. Брюнхвальд был ближе всех, у правой руки барона. А прибывших господ еретиков поставили ниже по холму – так, что, усевшись в кресло, он смотрел на них едва ли не сверху вниз. Правильно их поставили.

Проходя к креслу, Волков увидел Максимилиана и, надо признаться, почувствовал облегчение, он был безусловно рад, что тот вернулся с непростого задания невредимым.

Барон, несмотря на то что его ждали парламентёры, остановился возле прапорщика.

– Вы вернулись? Отчего же не пришли ко мне с докладом?

– Не хотел тревожить, – сразу ответил Максимилиан, – Хенрик сказал, что вы изволите отдыхать.

Волков махнул рукой.

– Я бодрствовал. Как прошло дело?

– Успел взять две большие лодки и четыре небольших рыбачьих, но все без вёсел, хозяева их забирают из лодок.

– Как велики большие лодки?

– Достаточно велики, думаю, что двух коней или два десятка людей смогут взять, – отвечал прапорщик.

– Всего шесть лодок удалось найти?

– Да, а потом там среди домов появились спешившиеся кавалеристы, они уже и сёдла с коней сняли, так мы убили двоих, а они стали собирать арбалетчиков, и мы отошли.

– Хорошо, шесть лодок это уже кое-что; потом, ночью, направим кого-нибудь в деревню на разведку, заодно и выкупим вёсла, – сказал генерал и пошёл к своему креслу.

Генерал специально расспрашивал Максимилиана так подробно, чтобы прибывшие видели: не так уж он и заинтересован в разговоре с ними. И главное, не так уж и боится их мощного войска.

Парламентёры стояли чуть ниже, глаз им, конечно, завязывать не стали, но и увидеть лагерь с их места они не могли. Барон прошёл, как обычно, чуть прихрамывая, сел в кресло, и тогда вперёд вышел майор Дорфус и громко представил Волкова:

– Господин Эшбахта, барон фон Рабенбург, рыцарь Божий, хранитель Святого Престола и меч Господа, генерал Фолькоф.

Волков специально объяснил майору, чтобы тот обязательно упомянул и про «рыцаря Божьего», и про «хранителя», и про «меч» в последнюю очередь. Чтобы это запоминалось еретикам, последнее всегда запоминается лучше. Пусть знают, кто он, и пусть знают, что даже перед лицом самых свирепых врагов он не побоится упоминать эти свои титулы. Враг сразу должен понять, что он не струсит и не сдастся на милость, не будет просить пощады. Ни он, ни люди его. И что тут, на этих холмах, он готов умереть, но при этом погубить и врагов своих во множестве. Во множестве! Прибывшие шляпы и шлемы снимать не стали. Как и кланяться. Старшим у парламентёров был генерал де Гриис – простенькая кираса, недорогая лента через плечо, – с ним был офицер фон Боленген, имя следующего офицера барон не расслышал, а вот четвёртый офицер среди парламентёров его удивил. Это был уже знакомый ему молодой человек, тот самый Мориц Ригсфельде, что был пленён солдатами Волкова всего пару дней назад. Теперь же он был в дорогой одежде и отличной кирасе. Он, кажется, был рад видеть удивление генерала и чуть надменно улыбался: что? Не ожидали?

Вперёд генерала де Грииса говорить он, конечно, не стал, но всем своим видом показывал, что лицо он в делегации не последнее и не случайное.

– Господин генерал, – закончив церемонии, начал де Гриис, – от лица главнокомандующего, избранного маршала ван дер Пильса, предлагаю вам и людям вашим почётный исход. Маршал предлагает вам и вашим людям, под честное своё слово, безопасный исход в любую удобную для вас сторону. При вашем согласии, маршал гарантирует вам проход, и вам будет дозволено взять с собой всё ваше оружие, знамёна, барабаны и трубы и весь ваш обоз, кроме пушек, обоза артиллерийского и полковой казны. Вам будет дозволено идти с честью, то есть под знамёнами и с барабанным боем.

Произнёс всё это генерал еретиков громко и твёрдо, чтобы не было у папистов сомнения в том, что не просит он их, а говорит с позиции силы. Вот только сомневался Волков в словах де Грииса. То было честное предложение для хорошей войны, а еретики, как и дикие горцы, понятий о хорошей войне не ведали, как и о чести. Сутью армий еретиков были деньги купчишек северных, и генералов с офицерами назначали купеческие гильдии, а какая может быть честь у купеческих офицеров? Купечество – это про прибытки, а не про честь.

Волков уже знал, что ответит. Но всё равно сделал вид, что думает, а все свои мысли про купеческую честь, естественно, озвучивать не стал. Он лишь покивал головой понимающе и произнёс, не вставая с кресла:

– Мы с офицерами моими обдумаем ваше предложение, господа.

– Думаю, часа вам будет на то достаточно, – де Гриис явно торопил его. Этот вопрос еретики хотели, конечно, решить побыстрее. Волков посмотрел на небо; до сумерек уже оставалось немного времени. Всё равно сегодня никуда его люди уже не двинутся, даже дай он на то приказ.

– Вы слишком торопитесь, генерал, часа мне будет никак не