И что он, собственно, узнал такого важного и выдающегося, ради чего можно пожертвовать тремя часами здорового сна? Да, он испытал наслаждение, но оно было с душком сиюминутной надобности… Чувствовал ли он что-нибудь к этой женщине, кроме физического влечения? Нет, не чувствовал. Он старался быть честным с самим собой — и это, пожалуй, было единственным, ради чего можно было не спать. «Но, с другой стороны, во сне мы пускаемся в загадочные и порой рискованные приключения… Риск заключается в том, что, просыпаясь, мы стараемся расшифровать прихотливые узоры своих видений в добрых традициях дедушки Фрейда, и, если до конца остаемся честными с самими собой, добираемся порой до такого… Подобные экспедиции в джунгли бессознательного зачастую грозят нашей самооценке, нашему самоуважению и вообще всему тому, что мы себе навоображали, следуя культурным рецептам», — так думал Китаец, сидя за рулем «Массо». Стася делилась с ним своими женскими проблемами. Его рассеянный слух не улавливал, в чем они состоят, и, лишь когда она заговорила о сестре, вдруг собрался в воронку, жадно всасывающую мутноватую влагу семейных откровений. Хотя все то, что она поведала ему, он мог предугадать и знать. Отношения двух сестер были довольно сложными и запутанными — переходящими, так сказать, от света к тени. В них были и любовь, и взаимная приязнь, и ненависть с привкусом ревности и обиды…

Проводив любовницу до квартиры и наскоро поцеловав ее, он отправился в обратный путь, зевая и предвкушая крепкий сон в одинокой постели. И, конечно, рюмку коньяка, чтобы слаще спалось…

* * *

Будильник поднял его в семь двадцать. Он принял душ, побрился, выпил неизменную чашку какао, которое варил в медном котелке, с внутренней стороны облепленном засохшими хлопьями пены и пленок, а с внешней — покрытом подозрительной, в глазах Лизы, зеленцой. Затем оделся, нацепил кобуру и выскочил из квартиры. Минут через пять он уже тормозил возле речного вокзала. Ильина еще не пришла. На набережной было пустынно, несмотря на яркое солнце, с утра одевшее город в прозрачную золотистую тунику. У причала замер трехпалубный теплоход. Туристы, видимо, уже покинули его комфортабельные каюты и гостеприимные палубы, и их небольшая кучка растеклась по окрестным улицам. Проезжая мимо Троицкого собора, Танин видел одну немолодую пару, снимавшую камерой эту тарасовскую достопримечательность, среди золотых луковиц которой так негармонично и весело мелькают куски зеленой кровли, сочетаясь по цвету лишь с крышей Краеведческого музея, стоящего напротив.

В летних кафе продавцы еще только выставляли товар. Тоскливо пахло мокрым асфальтом и пролитым на землю пивом, уже высохшим, но продолжавшим распространять характерный кисло-прелый запах. «Слабый след вчерашнего дня», — подумал Китаец и взглянул на часы: до восьми оставалось три минуты. Закурив сигарету, он приготовился ждать. Вскоре с пригорка, следуя линии тротуара, окаймлявшего огромную, залитую асфальтом, без единой травинки и лепестка площадь, съехал серебристый двухдверный «Хюндай». Машина подъехала прямо к джипу детектива. За рулем сидела Ильина. Китаец выпрыгнул из «Массо» и замер невдалеке от него.

Выбравшись из авто, Лидия с натугой улыбнулась ему. Танин шагнул ей навстречу.

— Что-то случилось? — спросил Владимир, заметив на ее лице «стигматы» бессонной ночи: темные круги под глазами, бледность и красные веки.

— Я назначила вам встречу здесь, потому что не хочу, чтобы меня лишний раз видели возле вашего офиса, — стараясь выглядеть спокойной, но выдавая себя интонацией, ответила женщина. — Вчера вы спрашивали меня, не предлагали ли мне купить акции ресторана.

— Покупатель появился? — бодро поинтересовался Китаец.

— Он был уже вчера, просто я вам этого не сказала. Я в очень трудном положении. А теперь вот решилась рассказать… — Она напряженно смотрела на него.

— Я вас слушаю.

— Мне приказали молчать. Помните, мне позвонили, когда вы сидели у меня в кабинете? — Ильина теребила матерчатый пояс на платье. — Это и был тот самый покупатель.

Она опустила голову и погрузилась в молчание.

— Что он вам сказал?

— Что если я буду упрямиться, моего мужа ждет крах, а мою дочь… — Она всхлипнула и, торопливо достав из сумочки платок, прижала его к губам.

Ее лицо как-то вдруг сразу осунулось и постарело. На нем замерла гримаса тоски и отчаяния. Губы тряслись, по щекам катились слезы.

— Успокойтесь, — Владимир непроизвольно сжал ее руку своей, — я попробую помочь вам.

Лидия с недоверием и одновременно с надеждой посмотрела на него.

— В общем, он сказал, что житья нам не будет. Я уже собралась продать эти акции. Но где гарантия, что после этого нас оставят в покое? — Она взглянула на Китайца, как затравленный зверь.

— Вы говорили об этом мужу?

— Нет. Я не хочу его расстраивать и… — она снова опустила голову, — страшно за него боюсь. Не хочу его огорчать.

— Разве он не видит, что вас что-то гнетет?

— Он сейчас в командировке. Должен завтра приехать. Юлю я отправила к родным…

— Правильно сделали. — Танин закурил вторую сигарету, предварительно предложив угоститься своей собеседнице.

Та взяла сигарету дрожащими пальцами и, поблагодарив, глубоко затянулась. Ее била дрожь, и вид у нее был страшно подавленный и несчастный.

— Вы дали свое согласие тому, кто звонил?

— Да. Он сказал, что еще позвонит. И еще сказал, чтобы я никому об этом не говорила, иначе… — Усилием воли Ильина сдержала рыдание, клокотавшее у нее в горле.

— Понятно, — задумчиво произнес Китаец, — голос звонившего вам не знаком?

— Нет.

— И он не представился?

Женщина покачала головой и хотела что-то добавить, но в эту секунду из раскрытого окна проезжавшей мимо «Нивы» высунулся ствол автомата, и, разрывая утреннюю тишину, ударила очередь. За мгновение до этого Танин заметил подозрительно медленно двигавшуюся со стороны Троицкого собора «Ниву», резким толчком сбил с ног Ильину и тоже упал на асфальт. Пули, словно бешеные осы, прожужжали у них над головами. Редкие прохожие и полусонные туристы бросились врассыпную.

— За машину, быстро! — Китаец еще раз подтолкнул ошарашенную, не успевшую еще испугаться Лидию под защиту «Хюндая», который стоял к ним ближе, чем «Массо». В руке у Танина оказался неизменный «ПМ».

Владимир всегда был готов к отражению нападения и предпочитал сперва действовать, действовать интуитивно, а уж потом разбираться в причинах нападения. Но на этот раз он все же удивился такому редкостному нахальству. Дело было в том, что в здании речного вокзала, буквально в нескольких десятках метров от места нападения, располагался милицейский пикет, возле которого дежурил «УАЗ» с мигалкой. Стражей порядка, правда, не было видно, но это нисколько не умаляло наглости нападавших.

Тем временем «Нива», проехав чуть дальше стоявших рядышком «Хюндая» и «Массо», остановилась. Открылась правая дверца, и из салона выскочил молодой крепкий парень невысокого роста. На нем были синие тренировочные штаны фирмы «Адидас» и белая майка. Почти пол-лица закрывали огромные темные очки. Видимо, он не подозревал, что Китаец вооружен, а может, подумал, что его выстрелы достигли цели, и решил оценить результаты своего «труда». Это было его ошибкой. В просвете между дорогой и машиной Танин видел, как обутые в кроссовки ноги направились к ним.