вечерней Москве. Тьма подкрадывалась к городу, готовая вот-вот поглотить его. Наверху разлилась алая полоса заката. Как будто бы плеснули неразбавленные краски – чистые. Без примеси. Жара спала, но ветер был еще жаркий, душный…

С загородного шоссе мотоцикл свернул вправо, дорога была обсажена высокими деревьями, от них пахло прохладой и сыростью. Серафима думала, что ее спутник сбавит обороты, но он, напротив, прибавил скорость. Ах-ххх… Она снова уткнулась ему в спину, зажмурив глаза. Сколько так они ехали, не знала. А потом – резкая остановка, чуть насмешливый голос:

– Приехали!

Серафима слезла с мотоцикла.

– Прошу пожаловать!

Снял шлем. Волосы рассыпались по плечам. Он бросил на Серафиму взгляд – свысока, надменный. Она не отвела глаза. По его губам скользнула усмешка. Он будет меня по-прежнему испытывать? А не дурочка ли ты, что приехала сюда с незнакомым, по сути, человеком? Где гарантия, что он не продолжит свой… э-э-э-э-э-э… допрос? Показать свой страх – это последнее, чего хотела Серафима. Она вздернула голову. Раз уж приехала – держись!

Первое, что бросилось в глаза – ворота. Массивные. Чугунные. Свет от фонаря падал на них, блики скользили по растительному орнаменту… Гуджарап позвонил кому-то, вышел человек в костюме защитного цвета. О чем-то переговорил с Гуджарапом; ворота разъехались в стороны, пропуская их.

Он снова сел на мотоцикл. Кивнул Серафиме, чтобы она шла рядом с мужчиной в защитном костюме.

Вскоре она оказалась в просторной комнате, где посередине был бассейн. У стены стоял столик со стульями. Они сели. Он смотрел на нее не отрываясь…

– Мне нужно, чтобы ты сказала все, что знаешь о смерти Ламалина.

– Все уже было сказано. Там. На допросе. Когда я пыталась что-то объяснить, меня прерывали на полуслове.

– Д-да. Ты мне это уже говорила. Вот сейчас мне надо знать правду.

– Мне больше нечего сказать.

– В самом деле? – Теперь его взгляд стал холодным. – А я тебе не верю.

– Зачем я сюда приехала? – Серафима не заметила, что сказала эти слова вслух.

– Мориц Арнольдович никому не доверял и не открыл бы дверь незнакомому человеку.

– Так вы определитесь. Если я незнакомый человек, то почему, с вашей точки зрения, он мне открыл дверь?

– Это для меня загадка. Может быть, вы были раньше знакомы… А я об этом не знаю.

– Я устала убеждать в обратном.

– Я опоздал совсем немного, – Гуджарап говорил, не слушая ее. – Я должен был приехать к нему. Но не успел. Он оказался убитым. Никогда себе этого не прощу.

– Вы же не знали…

– Должен был знать.

– Не мучайтесь!

– Какая сердобольная! – Гуджарап взглянул на нее с холодной ненавистью.

Он мне не верит, мелькнуло в голове Серафимы. Он считает, что я убила Ламалина. А сейчас выкручиваюсь как могу. И похоже, он мне никогда не поверит. И приступит к каким-нибудь «радикальным методам».

– Вы мне можете не верить…

– Даже не надейся.

– Откуда такое предвзятое отношение?

– Мне надо на что-то опираться.

– Даже если эта опора – ложная?

– У меня есть опыт раскрытия разных дел. И не такие раскалывались…

– Жаль, что вы ошибаетесь.

– Это вряд ли.

Принесли еду. Серафима внезапно почувствовала, что голодна. Но показывать свой аппетит она не хотела, хотя жареная курочка выглядела весьма соблазнительно. Сам Гуджарап к еде не притронулся. Серафима все же решилась и положила себе на тарелку еду.

– Многие хотели проникнуть в тайны Морица Арнольдовича…

– Это какие же? – насторожилась Серафима.

– У каждого ювелира свои тайны. – Он бросил на нее испытующий взгляд. – А если тебя кто-то послал?

– Хотелось бы знать – кто!

– Ты пытаешься выглядеть наивной. Но у тебя это получается плохо…

– Трудно искать черную кошку в черной комнате, особенно если ее там нет.

– Мне нужно знать правду. – Теперь его голос звучал почти умоляюще. – Он был моим родственником. Даже больше, чем родственником. После отъезда матери он заменил мне родителей. Воспитывал меня. Давал деньги. Он был очень недоволен, что я занялся этим делом. Он говорил, что ему было бы спокойнее, если бы я стал, например, доктором или юристом. А меня привлекали совсем другие вещи… Поэтому мы разошлись на какое-то время. Уж очень он не одобрял мой образ жизни, мою профессию… А теперь его нет…

– Я ничего не знаю.

Серафима на минуту закрыла глаза, а когда открыла, его уже рядом не было… Она отпила коктейль. Вдруг в бассейне раздался плеск. Она подобралась. Над водой появилась морда с маленькими глазками. Крокодил, похолодела Серафима. Эй-эй. Гуджарап, ты где, хотела крикнуть она. Но слова застряли в горле. Рука дрогнула, жидкость пролилась на брюки.

Между тем крокодил уже медленно вылезал из бассейна… Откуда-то вспомнилось, что не надо делать резких движений, потому что в хищнике начинает просыпаться охотничий инстинкт. Она зачем-то встала на цыпочки и стала медленно пятиться назад, не сводя глаз с животного. Потом над водой появилась еще одна голова. Первый аллигатор почти выполз из бассейна. Серафима пятилась все быстрее. Хотелось повернуться, убежать…

Она рванула к двери, которую видела прямо перед собой. Серафима похолодела по-настоящему. Подняв глаза, она увидела что-то вроде балкона, на котором… стоял Гуджарап и смотрел на нее. Они смотрели так друг на друга какое-то время. А сзади раздавались зловещие шлепки. Наконец он протянул ей руку. Она схватилась за нее и через секунду была уже на балконе. Он втянул ее рывком как котенка.

– Страшно? – Его глаза – близко-близко…

– Садист! – закричала она. – А если бы меня сожрал этот чертов аллигатор?!

– Варан!

– Какая разница.

– Разница есть. Я бы этого не допустил. В самый последний момент…

– «В самый последний момент…» – передразнила она его. – Зачем это все?

– Я хотел, чтобы ты раскололась…

– В чем? Я его не убивала.

– Зачем приходила?

– Я уже все объяснила.

– Кто мог его убить? Кто?

– Я хочу домой…

– Можешь оставаться тут до утра… Утром поедешь.

– Нет, – покачала она головой. – Не могу.

– Дела? Работа?

Она кивнула. Соврала. Это далось ей легко.

– Работа!

Он стоял мрачный, нахохлившийся.

– Ладно! Поехали!

На этот раз он отвез ее на машине. Она села на заднее сиденье, сжалась в комок… Только теперь она осознала, как ей страшно… Перед глазами был то варан, то глаза Леонарда… Боже! Как это все свалилось на нее.

Он довез ее до дома.

– Пока! – и растаял в ночи…

А она, придя в квартиру, еще какое-то время стояла на балконе и ощущала, как ветерок овевает ее. Потом нашла в холодильнике бутылку итальянского вина, отпила прямо из горлышка. Потом легла спать и проспала почти до полудня.

Разбудил ее звонок.

Его голос она узнала сразу.

– Прости за