– А что ищут-то? – поинтересовался Иван, дождавшись, когда официант поставит чайник, блюдо с пряниками и прочими сластями и отойдет.

– В том и дело, точно никто не поймет. Тягают, вопросы задают, но, понимаешь, вопросы такие, что есть у нас подозрение – роют какие-то его зацепки и дела, которые он мог помимо службы вести.

– Та-а-ак, – протянул Стас, – интересно. А с делом Говоруна никак не увязывают?

Семен пожал плечами, клетчатый пиджак жалобно затрещал.

– Вроде нет. Там сейчас тоже все на ушах стоят. Стрелок-то помер, которого задержали по подозрению. И, почитай, в тот же день содержанку Говоруна нашли. Она, оказывается, уже сутки в морге лежала. Пока всех опросили, пока с Говоруном увязали…

Друзья ошеломленно переглянулись.

События набирали обороты, а им об этом явно никто докладывать не собирался.

– Сема, а ты можешь нам организовать экскурсию в морг? – вкрадчиво спросил Иван.

Семен только тяжело вздохнул.

* * *

Попасть в морг удалось только поздно вечером. Чего это стоило Семену, друзья так и не узнали, но пара бутылок в загребущие лапы служителей морга точно перешла. А Сема мрачно буркнул:

– Будете должны.

Тела лежали на соседних железных столах.

– Слушай, а что их еще не вскрыли-то? – удивился Стас.

Следователь только пожал плечами:

– Мне почем знать? Похоже, там, наверху, никак не могут дело поделить, уж больно оно вонючее, вот и перекидывают от одного другому.

– Ладно, нам же лучше, – оборвал размышления Иван, – может, что нащупаю.

Сначала он положил руки на холодный серый лоб стрелка. Семен с интересом смотрел, как работает ведун, а вот Стас машинально проверил, как выходит из ножен посеребренный клинок, и подошел поближе к дверям. Полуприкрыл глаза, задышал глубоко и медленно, ощупывая пространство вокруг теми чувствами, которым он в конце концов смог подобрать только одно определение – чутье. Вроде все было спокойно, но Хромой не расслаблялся. Пока друг находился в своих шаманских странствиях, обязанность воина – прикрывать Ивана, быть настороже, готовиться отразить любую угрозу из Явного мира. Поэтому он стоял, вглядывался в сумрак коридора и слушал невнятное бурчание служителей, которые вяло переругивались, решая, сейчас раздербанить первые пол-литра или подождать, пока «эти» свалят.

Иван со свистом втянул воздух и вздохнул:

– Нет. Ничего, вообще ничего, это и странно. Его как будто высосал кто. Выпил до дна. Ладно, попробуем с барышней.

Даже после смерти лицо Вареньки было смазливым и чуть капризным. Даже сейчас она надувала губки, требуя к себе особого внимания и нежного обращения.

– Так, что тут у нас, – ведун кончиками пальцев помассировал виски покойницы, снова закрыл глаза, замер.

Серо. Очень холодно, серо и все размыто, мутно… «Борюсик… обманул, обещал, что поедут туда, где тепло. А этот милый господин, какие у него сильные руки, но почему же так холодно, почему так больно слева, где сердце?..»

Иван сосредоточился, послал безмолвную успокаивающую волну перепуганному, ничего не понимающему духу. Он видел, что дух этот распадается, растекается завитками синеватого дыма, теряет форму, исчезает. Иван закружил вокруг синеватого сгустка, послал Лиса ловить ускользающие завитки, но ничего не помогало.

Дух не мог держать форму, кто-то выкачал из него все силы, все, что составляло нехитро-расчетливую душу Вареньки Грудневой, и Ивану оставалось лишь впитать последние обрывки воспоминаний и страхов девушки.

Рука в дорогой перчатке, ощущение холода и сожаление. Очень четкое, вспыхнувшее в мозгу сожаление о том, что ее так глупо и дешево обманули.

Иван снова длинно выдохнул, возвращаясь. Помотал головой.

Стас вопросительно посмотрел на друга. Тот развел руками:

– Снова ничего. – И хлопнул по плечу Семена: – Спасибо тебе, вовек не забудем твою доброту.

И друзья выбрались на свежий воздух, провожаемые нетерпеливыми взглядами служителей. За закрывшейся дверью послышались звон стекла и невнятное бормотание.

Иван сидел в кресле, пил ароматный чай с травами и листал толстую тетрадь в твердом переплете. Тетрадей таких у Ивана было больше десятка – своим мелким аккуратным почерком ведун заносил в них все, что считал важным. Записывал и зарисовывал. От некоторых рисунков даже Стаса оторопь брала.

Оторвавшись от страницы, напарник отсалютовал позевывающему Стасу кружкой и кивнул в сторону стола:

– Налетай. Хлеб горячий, шоколадное масло свежее, сливки – просто сказка. И еще Эльдар привез мандарины.

Стас улыбнулся – вот, значит, откуда запах детства.

И все же нашел в себе силы помотать головой:

– Я чуть позже. Сначала наружу.

Выйдя из дома и закрыв дверь, он скинул шубу и, не давая себе времени на раздумье, рыбкой нырнул в ближайший сугроб. Блаженно взвыл, набрал полные пригоршни снега и растерся, выгоняя сонную дурь, ненужный полуночный кошмар, липкий душный воздух морга. Ощущал, как наливается жаждой движения тело, становятся ясными и точными мысли, как отступают они, превращаясь в понимание себя, мира, тончайших взаимосвязей между явлениями, существами и событиями.

Выбросив руки в стороны, он почувствовал и проследил, куда летит каждая капля, сорвавшаяся с пальцев. Стремительно развернулся, переходя в защитную стойку, и тут же атаковал невидимого противника, выбрасывая в коротком жестком ударе правую руку. Тут же добавил локтем и сразу снизу в печень. Коротко отшагнул, развернулся, подсек противника.

Ушел от ответной атаки и вновь перешел в наступление.

С тех пор как охромел, он не давал себе пощады – постоянно двигался, разрабатывал ногу, искал все новые варианты правильного перемещения и для боя, и для обычной жизни. Потому в схватке ноги берег и наработал удар рукой, которым пробивал крепкую дубовую доску.

Вернувшись в гостиную, с наслаждением обтерся, отпил из протянутой Иваном кружки и кивнул на раскрытую тетрадь:

– Нашел что-нибудь?

Вязальщик задумчиво покачал головой:

– Увы. Есть похожие техники, есть целые школы, да ты и сам знаешь. Но чтобы именно так – нет. Не нашел.

Стас молча кивнул. Говорить с набитым ртом он не хотел, да и не мог бы при всем желании – свежайший горячий хлеб действительно был неописуемо вкусным. В три приема содрав шкурку с мандарина, он отправил в рот сразу половину и зажмурился от удовольствия, когда в нёбо ударила освежающая кисло-сладкая волна.

Прожевав, отдышался и сказал:

– Эльдару за такую благодать надо что-нибудь очень хорошее сделать. Давай ему оберег, что ль, соорудим. Настоящий, такой… на века чтоб!