Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элинор увидела дубовые книжные полки от пола до потолка, забитые томами в кожаных переплетах. Восхищенная такой обширной библиотекой, она вошла, чтобы с ней ознакомиться, и заметила фигуру джентльмена, стоявшего у окна.
— Леди Элинор, это вы?
— О! Добрый вечер, милорд.
— Кажется, вы удивлены, застав меня здесь. Уверяю вас, я в этом доме на законном основании. Приглашен на бал.
Конечно, она удивлена. После стольких поисков! Но в этом она не может ему признаться.
— Рада, что вы освободили меня от необходимости сообщать хозяевам о незваном госте. Тем не менее я действительно удивлена, что вы здесь. Это ведь библиотека. Разве вы не заметили?
Он поднял бровь.
— Вы подразумеваете, что я невежда?
— Нет, хотя едва ли отнесу вас к книголюбам. Честно говоря, мне трудно представить, какую литературу вы предпочитаете.
— Естественно, безнравственные, скандальные книги с преобладанием неприличных слов, — легкомысленно сообщил виконт. — Хотя меня больше привлекают рисунки.
— Рисунки? — спросила она, проходя в комнату. — Наподобие тех, какие используются в детских сказках?
Лениво прислонившись к стене, он скрестил руки на груди.
— В иллюстрациях, которые предпочитаю я, ничего детского нет.
Элинор нахмурилась, размышляя, что может быть непристойного в иллюстрациях.
— Никогда таких книг не видела.
— Я не удивлен.
Чтобы не продолжать рискованную тему, она сосредоточилась на полках.
— Весьма разнородное собрание. Тут книги по сельскому хозяйству, классика на разных языках, современные популярные романы. Очень впечатляюще.
Он медленно подошел к ней и, подняв голову, изучил полки.
— Французский, латынь, греческий. Вы хотите сказать, что знаете все три языка?
— Да, и немного итальянский. Полагаю, вы считаете меня синим чулком, — ответила Элинор.
— Терпеть не могу этот ярлык. Он унизителен. Я всегда считал умных женщин наиболее интересными. И занимательными.
— Но светское общество полагает, что женщины должны скрывать свои умственные способности.
— К черту общество. Точка зрения умной женщины всегда ценна. Не всегда с ней можно согласиться, тем не менее она полезна. И лишь тупой, неуверенный в себе человек отказывается признавать это.
— Приятно слышать, что мне не требуется скрывать от вас свое мнение.
— А я и понятия не имел, что вы, оказывается, держите язык за зубами, — усмехнулся он. — Я трепещу при мысли, что вы скажете мне теперь, когда мы установили такое искреннее общение.
Элинор покраснела. Иногда она была с ним безжалостно откровенной, если это касалось ее сестры.
— Я постараюсь быть осторожной, милорд.
— Себастьян. Мне бы очень хотелось, чтобы вы называли меня по имени. А я буду называть вас Элинор.
Он стоял неприлично близко, она даже чувствовала слабый запах его приятного одеколона.
— В вас есть чтото необыкновенное, Элинор. Время от времени я ловлю себя на том, что думаю о вас. Почему, как вы полагаете?
Ее согрела мысль, что виконт, оказывается, тоже думал о ней. Согрела, хотя и не убедила. Красивые распутники не выбирают себе некрасивых старых дев вроде нее. И все же он сейчас дышал так же прерывисто, как и она.
Наклонившись, Себастьян обнял ее за талию. По его взгляду Элинор поняла, что он собирается поцеловать ее.
Она уже не юная, неопытная девушка и много раз страстно целовалась с Джоном Таннером. Но сейчас… В объятиях Себастьяна она чувствовала себя дерзкой, почти безнравственной.
И ей это нравилось.
— Теперь я хочу вас поцеловать, Элинор, — с улыбкой сообщил он.
Несмотря на любопытство, она чуть не отпрянула. Библиотека довольно уединенное место, но все же не настолько, чтобы сюда не забрел ктонибудь еще, как это сделала она сама. Ее могли застать в компрометирующем положении, а последствия граничили со скандалом и, что намного важнее, стали бы дурным примером для Бьянки.
Но Себастьян действительно собирался поцеловать ее, и она дала себе разрешение насладиться тем, чего не испытывала много лет. Она не сомневалась, что поцелуй будет таким же страстным и требовательным, как его взгляд.
Нет, с самого начала прикосновение его губ было приятным, нежным, обещавшим нечто большее, чем страсть. Он, едва касаясь, обвел языком ее губы, затем скользнул в рот. Потрясенная, она перестала дышать. Хотя они были в комнате, над головой у нее кружились звезды, пока она льнула к его теплоте, впитывая каждое ощущение, каждую ласку.
Его губы скользнули по щеке к горлу, от легких, будто шепот, поцелуев, все мысли растворились, как струйка дыма. Рука легла ей на бедро, и она выгнулась навстречу, давая волю своему желанию, и почувствовала твердую часть его тела, упиравшуюся ей в живот.
Это изза нее? Она способна возбудить страстную реакцию в таком искушенном соблазнителе?
Наконец Элинор заставила себя оторваться от него, подняла голову и встретила его взгляд, говоривший о желании. Оба молчали. Она вдруг почувствовала, что краснеет. Не изза поцелуя, который был восхитительным. Изза неспособности к дальнейшему разговору.
— Мы вели себя неприлично, — прошептала она.
— Это был только поцелуй, Элинор. И я полагаю, он у вас не первый.
— Да, не первый, но будет и последним, если вы не заявите о честности своих намерений.
Себастьян прижал ее руку к своей груди.
— А почему вы думаете, что они нечестные?
— Мне известно ваше мнение о браке.
— Это не значит, что я вообще не женюсь.
— Кажется, вы собираетесь взять себе жену в сорок лет. Если, конечно, вы уже не скрываете ее в своем загородном поместье.
Он засмеялся. Ей нравилось, как у него собирались морщинки в уголках глаз, каким мальчишеским и беззаботным становилось его лицо.
— Уверяю вас, жены там нет. По крайней мере пока. Хотя это может произойти и до сорока лет, если я найду подходящую женщину.
Элинор подавила восторг. Он вовсе и не думал о том, на что намекал.
— Ха! Клянусь, букмекерская книга Уайта заполнена ставками на продолжительность вашей холостой жизни.
— Конечно. Признаюсь, я тоже сделал несколько ставок, — насмешливо сообщил он. — Да, пока я не нашел убедительной причины для женитьбы, но это не значит, что такого никогда не произойдет.
— Ради вашего титула и собственности?
— Я не считаю эти причины убедительными. Право, Элинор, разве для женитьбы не требуется нечто большее?
— Может, еще поцелуи, — беззаботно усмехнулась она.