В 1995 году Мейв Лики с коллегами установила новый вид очень древнего австралопитека на основе ряда ископаемых находок, включавших почти полностью сохранившуюся челюсть, часть берцовой кости и кусочки черепа и зубов, которые они нашли неподалеку от Алья-Бей в восточной части озера Туркана[10]. Эти окаменелости имели возраст чуть более 3,9 миллиона лет. Еще более древняя находка в виде окаменелых зубов, части нижней челюсти, фрагментов черепа и руки, сделанная в Эфиопии д-ром Тимом Уайтом и его командой, была отнесена в 1995 году к другому, как предполагается, предшествующему, роду и виду. Ее возраст насчитывал примерно 4,4 миллиона лет.

Несмотря на энтузиазм в связи с этими находками, этого мало для периода почти в 4 миллиона лет. К тому же нет никакого достойного внимания объяснения, которое могло бы прояснить такое отсутствие данных.

Согласно ортодоксальной «саванной» гипотезе, именно в этот период «темных веков» вслед за изменением климатических условий площади лесных массивов постепенно настолько уменьшились, что растущая популяция приматов в этих лесах столкнулась с недостатком кормовой базы. Со временем кормовая база настолько сильно сократилась, что одна из групп приматов решила искать корм за пределами лесов. Она переселилась на просторы травянистых равнин Африки – в саванну.

А как раз на этих травянистых просторах, утверждает далее теория, имели преимущество те характеристики, которые ныне нам известны как свойственные человеку. И вот таким образом, путем естественного отбора, те существа, которые их демонстрировали, вытесняли тех, кто ими не обладал. Появились человеческие признаки: человек встал с четверенек, стал ходить на двух ногах, чтобы видеть поверх высокой травы, мозг его увеличился, а покрывавшая его густая шерсть исчезла.

Разумеется, эта теория многое оставляет необъясненным. Ни одна из наиболее заметных физических характеристик человека не имела бы очевидного преимущества в этой новой среде обитания – на просторах огромной травянистой равнины, изобилующей грозными и быстрыми хищниками.

Из всех приматов, которые обитали в становившихся тесными лесах, лишь один – наш предок – встал с четверенек и двинулся на двух ногах в саванну. Почему?

Испытывая ту же нехватку корма, ни один другой вид обезьян не поступил таким же образом. Почему?

Саванна – с ее львами, гиенами и другими грозными плотоядными обитателями – являлась поистине враждебной средой. И, однако, нас просят поверить в то, что некий вид вступил в нее, расставшись со своей привычкой бегать – и весьма быстро – на своих четырех конечностях ради прямой осанки, которая лишила бы его скорости. Вполне естественно было бы ожидать, что все эти безрассудные обезьяны были бы быстро истреблены.

С точки зрения животного, бегать на двух конечностях совершенная глупость; большая часть затрачиваемой при этом энергии расходуется попросту на то, чтобы удерживать тело вертикально, а не на то, чтобы толкать его вперед и развивать скорость. Это весьма неэффективный способ передвижения – настоящая проблема, когда преследует голодный хищник.

Почему же какая-то группа наших предков изменилась? Как действие естественного отбора в условиях открытой саванны могло вызвать подобную перестройку анатомии?

На это можно ответить, что никак.

Чем мы отличаемся от других приматов, от человекообразных обезьян – например, от орангутангов? Очевидно, тем, что обладаем более крупным мозгом и у нас развита речь. У нас также имеются физические отличия: мы не покрыты шерстью и ходим прямо на двух ногах. Однако это лишь то, что сразу приходит на ум. На самом же деле имеются сотни отличительных признаков.

Почти невероятно, но у науки нет жизнеспособного объяснения эволюционного развития какой-либо из этих важнейших характеристик. Безусловно, ученые пытались дать такое объяснение: с этой целью выдвигались разные теории, и временами эти теории признавались достаточно состоятельными, чтобы закрепиться в эволюционистской «мифологии». Однако не надолго. Проходило не так много времени, и во всех объяснениях обнаруживались изъяны. Слишком многие человеческие признаки представляются необъяснимыми, и посему ученые, не в силах прояснить вопрос, как правило, уклонялись от трудностей, с которыми сопряжена эта область знания – или, вернее, незнания.

Биологи, в частности, обратили внимание на те аспекты человеческого организма, которые по всем признакам подрывали эволюционный процесс. Такие аспекты, например, как рост мозга, не наблюдаемая ни у каких человекообразных обезьян или других приматов утрата волосяного покрова на теле, уникальный способ дыхания, который также делает возможным речь, и отличительная модель сексуального поведения.

Создается впечатление, что мозг неуклонно увеличивался в размерах: сперва мозг Люси размером с мозг шимпанзе; примерно 440 кубических сантиметров – мозг австралопитека; около 650 кубических сантиметров – у существа, которое считается собственно ранним человеком; от 950 до 1200 – у хомо эректуса; 1350 – в среднем у современного человека, так называемого хомо сапиенса.

Это увеличение объема головы означало необходимость значительных анатомических изменений при переходе от обезьяноподобного к человекообразному существу – хотя бы для того, чтобы самка могла родить детеныша с такой крупной головой. По этой причине у человеческой женской особи таз имеет весьма отличную от формы таза самки человекообразной обезьяны. И столь велико значение этого увеличения объема мозга, что у современного человека в первый год жизни после рождения мозг продолжает расти в таких больших пропорциях, что его размеры увеличиваются фактически вдвое. Женщина не смогла бы родить ребенка, если бы мозг полностью формировался с самого начала.

Утрата волосяного покрова, густой шерсти на теле, которая столь заметна у обезьян, также является своего рода исключительным признаком современного человека. Этот волосяной покров, очевидно, защищал тело от лучей солнца и от холода в ночное время. Каким же образом проживание в саванне – где жарко днем и нередко очень холодно ночью – привело бы к формированию этого признака с закреплением его путем естественного отбора?

Другая загадка – наша речевая способность. Она является функцией нашего необычного способа дыхания, который весьма отличается от того, как дышат обезьяны, а в действительности и любые другие животные, ныне живущие на Земле. То, как дышит человек, есть его уникальная особенность.

Спасение находят в том утверждении, что изменения эти имели место у некоторых обезьян – тех, что, очевидно, и развились в людей, – тогда как никаких других они не затронули. Другие обезьяны продолжали существовать, не претерпевая значительного эволюционного развития, в течение нескольких миллионов лет – а то и гораздо дольше. Почему же эволюция избрала для демонстрации своего искусства лишь один вид? Это остается без объяснений.