Сильв пробирается к следующему блоку сидений. Она знаками показывает путь к отступлению. И хотя мне хочется, чтобы она выбежала отсюда и оказалась в безопасности, я рад, что она со мной и мы будем вместе до конца.

– О, Тай…

Мой брат – заблудившийся мальчик.

В зале люди поднимаются со своих сидений и пробираются к двери. Я не осмеливаюсь смотреть туда, чтобы не насторожить Тая. Но пока он целится в меня, те, кто находится позади, получают шанс на спасение. Пока я смотрю на него, можно притвориться, что никого больше нет. Я могу открыться.

Вечер маминой смерти встает перед глазами. Время между поездками в Европу она проводила дома, и с каждым разом эти промежутки становились все дольше и дольше. Она так устала. Тем вечером я хотела пропустить урок, но она настояла. Я должна репетировать. Мама не любила тратить время даром. Наверное, поэтому она постоянно путешествовала. Наверное, она тоже старалась сбежать.

После урока я долго ждала ее. Когда все разошлись, я позвонила домой. Тай сказал, что мама выехала. Но никто не появился. Только потом полиция обнаружила меня – я заснула в раздевалке. К тому времени мамы уже не было.

И только я была во всем виновата.

– Я знаю, это моя вина, – шепчу я. – Дня не проходит, чтобы я не скучала по маме. Как бы мне хотелось вернуть все назад и переиграть этот день. Но я не могу. Не могу. Я могу лишь делать то, что она хотела. А она хотела, чтобы я танцевала, Тай. Ты же знаешь, как много значил для нее балет.

– И поэтому ты продолжала танцевать…

– Так я вспоминала о ней. Ощущала нашу близость. – Я уцепилась за первое воспоминание. – Помнишь, как в прошлом году мы ходили на «Отелло»? Помнишь, как после спектакля ты привез нас к реке и мы сидели и смотрели на закат? Небо было ясным, вокруг было так красиво и спокойно. Я впервые за год не думала об отце. Впервые чувствовала себя в безопасности. Ты дал мне это. Ты спас меня.

Дай же мне спасти тебя.

Рука с винтовкой дрожит. Тай опускает оружие – слишком медленно.

На мгновение я разрываю контакт, чтобы кинуть взгляд на винтовку. Не могу не думать, не удастся ли схватиться за нее и вырвать из его рук, если остановить его можно только так.

Тай заправляет прядь за ухо и трясет головой:

– Нет, Отем.

Он начинает поворачиваться, и время замирает. Ученики по проходам ползут к дверям. Сиденья их больше не защищают. Они становятся мишенями.

Прежде чем здравый смысл – или инстинкт выживания – берет верх, я тянусь к Тайлеру, чтобы обхватить его за плечи: не дать ему увидеть, что происходит.

– Тайлер, смотри на меня. Слушай меня.

Рука с винтовкой дергается. Палец нажимает на курок. Выстрел эхом отдается от стен, я вздрагиваю. Лицо Тайлера каменеет.

Рука его дергается. Ствол винтовки бьет меня по щеке.

Искры сыплются из глаз, боль расцветает в лице. Кровь заливает рот.

Я хватаюсь за щеку, слезы наворачиваются на глаза. От металлического привкуса меня тошнит. Я сплевываю.

Тай наклоняется надо мной так, что между нами остается несколько дюймов. Я не могу сдержать дрожи. Я чувствую на лице теплое дыхание Тая, и мороз пробирает меня до костей.

– Ты опоздала: меня уже не спасти.

Рана расцветает на щеке Отем. Брызжет кровь. Тайлер поднимает руку и бьет ее снова. Отем расправляет плечи и смело смотрит на него.

Не дерись. Не воюй с ним.

Мы будем драться с ним вместо тебя. Томас, Фар и я. Мы остановим его. Мы всех спасем.

Мы создадим собственное «долго и счастливо».

Я тянусь, чтобы взять Томаса за руку, но он уже на три ряда ниже. Вокруг меня ученики двигаются к дверям. Я ползу к группе новичков. Они сидят обнявшись. Стучу по плечам, прикладываю палец к губам и указываю на двери. Мы еще не окончили школу, но осталось совсем немного.

Когда же мы выйдем из аудитории, то станем ближе. И двери перед нами всегда будут открыты.

Фарид ловит мой взгляд. Разумеется, он с Томасом. Он кивает, и в этот раз я осмеливаюсь думать, что все может быть – не в порядке.

Никогда все не будет в порядке – но может быть.

Мы бежим.

Адреналин играет в крови.

Девушка рядом со мной, похоже, самая младшая. Глаза ее заплаканы, но на лице расплывается улыбка настолько широкая, что у меня начинает болеть сердце. Она бросает сумку и пробирается между сиденьями за своими друзьями. Мимо меня они проскальзывают к дверям и, держась за руки, оказываются в коридоре. Они выбрались.

Madre de Dios, у нас получилось!

Снаружи здание старшей школы Оппортьюнити выглядит старомодным: оно с кирпичными стенами и большими окнами. Большинство классов расположены на первом этаже, а библиотека, лаборатории и залы – на втором, чуть поменьше. Отсюда, с парковки, виден спортивный зал и площадки. Аудитория на другой стороне здания, возле учительской парковки.

Мы проходим мимо машин Джонаха и Тайлера, и меня охватывает горе.

Статуэтка Мэтта все еще гордо стоит на консоли у Джонаха. Полицейский управляет движением служебных машин прямо перед нами. Все вокруг работают быстро. Полиция взяла все на себя. Устанавливается дорожное заграждение. Перед школой разбита большая палатка, многие машины стоят прямо на траве.

Это больше похоже на военную операцию, чем любая тренировка нашей команды. Это подавляет. Это осада. Наша машина продвигается туда, где виднеются красные конусы и красно-белая лента ограждения. Мы останавливаемся возле одного из фургонов. Пожилой полицейский со значком шерифа знаком подзывает нас.

Женщина-полицейский (я так и не узнала ее имени) подталкивает нас к нему и бормочет что-то себе под нос. Я не могу разобрать слова. Может быть, «Удачи»? Или «Мне жаль»? Вполне уместно.

Не уверена, что хочу знать, что ждет нас там.

– Пошли, – тихо говорит Крис. – Мы справимся, Сардж.

Я поднимаю голову. За плечом шерифа вижу три знакомых лица.

По крайней мере, с тренером и другими членами команды все в порядке.