— Мамочка, я теперь умею делать сальто под водой!

— Молодец, радость моя, — ответила Патриция, обнимая дочь. — Вы хорошо отдохнули?

Тут она увидела Рона, стоящего в дверях, и потупилась. Тот моментально понял, что что-то случилось, внимательно посмотрел ей в лицо, а потом стал пристально рассматривать левое колено. После, обращаясь к Дженнифер, сказал:

— Пожалуйста, узнай, не надо ли помочь миссис Стейн. Я хочу поговорить с мамой.

Он подошел к Патриции, потрогал колено, попробовал согнуть и разогнуть его и спросил:

— Ну и чем вы тут занимались, пока нас не было? Куда вы ездили? «Джип» еще теплый.

Она взглянула на него и снова виновато опустила глаза.

— В ближайший гольф-клуб.

Он нахмурился и попробовал повернуть ногу вбок. Лицо Патриции исказилось от боли.

— Сколько мячей? — спросил Рон сухо.

— Точно не знаю, — тихо ответила Патриция, — полтора комплекта. Пятьдесят или шестьдесят… Не помню.

— Вы остановились только тогда, когда устали?

Она молча кивнула.

— Вы прикладывали лед?

Она кивнула еще раз.

— Вы знаете, кто вы? — спросил он наконец. — Вы просто маленькая идиотка. Как вы думаете, зачем вы тренировались эти полтора месяца? Для того чтобы за полдня все испортить? Вы хотите вернуться в Лигу или вы хотите закончить свою карьеру на дешевом любительском поле?

— Простите меня, — выдавила из себя Патриция.

— А при чем тут я? — спросил он с издевкой. — Вы у себя просите прощения. Это ваша карьера. А если вам не жалко себя, попросите прощения у маленькой девочки, которая только что здесь была.

Глаза Патриции наполнились слезами, но она подавила рыдание. Она была слишком горда, чтобы расплакаться перед ним.

— Я думал, — продолжал Рон все тем же саркастическим тоном, — что имею дело с Патрицией Лейн, профессионалом, известным своим трезвым рассудком и здравым смыслом. Оказывается, я все это время общался с импульсивным ребенком, который способен пожертвовать всей своей карьерой ради одного паршивого раунда.

Тут Патриция наконец рассердилась. Не слишком ли много нотаций?

— Знаете, — сказала она холодно, — в одном вы правы. Это моя карьера, а не ваша. Вы можете заставить меня надрываться на тренажерах, Рон, но когда дело дойдет до настоящей игры на профессиональном поле, это придется делать мне, а не вам.

Она остановилась, понимая, что окончательно выходит из себя.

— Я должна была проверить, — прибавила она коротко.

— Ну и как вам понравился результат вашей проверки? — спросил Рон с иронией. — Сегодня вы наконец смогли убедиться, что не можете выполнить и шестидесяти ударов, не растянув коленные связки. Сегодня вам удалось отдалить ваше выздоровление на неопределенный срок. Вы довольны?

— Возможно, я действительно довольна, — сухо ответила Патриция. — Потому что я обязана была убедиться, что все еще в состоянии ударить по мячу, и я в этом убедилась. Возможно, я была не права, что поехала туда сегодня, наверное, мне следовало выбрать менее жаркий день и не оставаться там так долго. Но все же теперь я знаю, что еще кое-что могу. И отвечать за это я буду только перед самой собой.

Они уже поднимались по ступенькам, и ей пришлось обнять его за плечи, потому что он крепко держал ее за талию. Так они добрались до кухни. Миссис Стейн и дети были где-то в другом месте, поэтому им удалось остаться незамеченными.

— Вам легко говорить, — продолжила Патриция, когда они уже подходили к ее комнате, — вам не нужно волноваться ни о моем будущем, ни о будущем моей дочери. Это моя проблема. — Она оглянулась, боясь, что Дженни где-то рядом. — Ваш доктор Майер уверен, что я теперь способна только толкать тележку в супермаркете. Но ни ему, ни вам не нужно заботиться о ребенке.

— Едва ли Дженни выиграет от того, что ее мать будет вести себя как маленькая девочка, — отозвался Рон. — Опытный спортсмен знает, что результат достигается только временем и трудом. Я думал, что вам это известно.

Он открыл дверь и продолжил тем же покровительственным тоном:

— Я уже говорил это и повторю еще раз: вам нужен кто-то, кто будет за вами присматривать.

— Не смейте так со мной разговаривать! — закричала Патриция, окончательно выведенная из терпения. — Мне никто…

— Никто не нужен? — договорил он, с издевкой, подражая ее голосу. — А как, интересно, вы смогли бы сейчас подняться по этим ступенькам и дойти до этой комнаты без моей помощи?

— Ничего, уж как-нибудь справилась бы, — огрызнулась Патриция, когда он водрузил ее на кровать. — Все эти годы я как-то обходилась без вас. То, чего я достигла, целиком моя заслуга.

— Это уж точно, — откликнулся Рон, многозначительно взглянув на ее опухшее колено.

Патриция посмотрела на него уничтожающе.

У меня все было в порядке, пока мы с вами не встретились, чуть не вырвалось у нее. Но она знала, как это может его обидеть, поэтому сдержалась. Она прекрасно понимала, что ей нужно винить только саму себя. Надменность Рона чуть было не спровоцировала ее на необдуманные слова, а так обижать его после всего, что он для нее сделал, ей на самом деле не хотелось.

— Вы обращаетесь со мной как с рабом, — раздраженно сказала она, чтобы сменить тему. — У меня уже такое впечатление, что даже мое тело мне не принадлежит. Вы приглашали меня погостить у вас в доме, но я здесь как в тюрьме. Я либо выполняю ваши приказы, либо, что еще хуже, умираю от скуки. Вам же и дела до этого нет, вы отдаете мне указания, а потом уходите и шатаетесь до глубокой ночи непонятно где и с кем…

— Постойте, постойте, я, кажется, начинаю понимать, — насмешливо прервал ее Рон. — Вы ревнуете?

— Да как вы смеете! — задохнулась от возмущения Патриция. — Вы что, правда считаете себя центром Вселенной, вы, самовлюбленный…

— Все, все, сдаюсь.

Он шутливо поднял руки и как-то странно посмотрел на нее. Ей показалось, что он просто раздевает ее донага этим взглядом, но при этом дразнит, как бы давая обещание не подходить к ней близко. Тут Патриция вспомнила, что однажды он уже так смотрел на нее — тогда, при их первой встрече, вечером накануне аварии. Но теперь в его взгляде было что-то новое, какая-то мягкость, и это еще больше смутило ее. В этот момент она поняла, что на самом деле ей слишком стыдно за свой поступок, чтобы она могла разозлиться на него так, как ей бы хотелось. Она молчала, не зная, как ей дальше себя вести.

— Вы упрямы как осел, Патриция Лейн, — сказал Рон наконец, — и очень независимы. Вы делаете только то, что хотите, вне зависимости от того, правильно это или нет. И за это, поверьте мне, я еще больше вас уважаю.

Он дотронулся до ее колена, массирующими движениями ощупал его как обычно, но сразу же убрал руки.