Гипотеза об убийце-одиночке высказывалась с самого начала, но, насколько мне известно, полиция не проявляла к ней интереса.

Хольмера слишком занимала охота на курдских заговорщиков и, отчасти, еще Европейская рабочая партия. Мы, те, кто приглядывает за правым крылом, изучали другие организации: ВАКЛ, шайку Делле Кьяйе и т. п. В отпуске я сделал лишь предположение и отпустил свое воображение с узды.

Допустим, мы ошибаемся и все дело и вправду в психопате-одиночке или в очень маленькой группе из двух-трех человек. Как мы можем вычислить его или их?

Мы с Эвой поговорили об этом как-то вечером и попытались набросать портрет убийцы. Не задаваясь вопросом, куда он побежал после того, как поднялся по ступенькам на Туннельсгатан, мы спрашивали себя: откуда он взялся? Что мы можем о нем знать?

И пришли к следующему:

Он швед и, вероятно, живет в Стокгольме (в феврале у нас не так-то много туристов, а он к тому же, похоже, еще и хорошо знал округу. Свеавеген – не то место, куда первым делом забредает случайный приезжий).

Ему от 30 до 45 лет (это следует из единодушных в общих чертах заявлений свидетелей).

Скорее щуплый, чем коренастый, среднего роста или чуть выше среднего (опять-таки по словам свидетелей. Они бы иначе говорили о нем, будь он мужчиной в теле).

Несколько дней назад один мой коллега по «ТТ» сказал, что, по его личному твердому убеждению, разгадка убийства Пальме проста и, пока полиция сбивается с ног, гоняясь за курдами и другими террористами, убийца спокойно стоит на углу улицы и наблюдает.

В итоге мы ищем одинокого угрюмого мужчину средних лет, имеющего доступ к оружию и живущего неподалеку от места преступления – или должна быть какая-то другая причина, почему он оказался тем морозным февральским вечером на скользкой Свеавеген в обычных ботинках.

Слушай, Анна-Лена, я понимаю, что в Швеции Эббе Карлссона подобная версия кажется слишком, скажем так, недраматичной. Но не могла бы ты обмозговать это, поговорить со своим парнем и подумать, нельзя добавить каких-то красок на этот портрет? Если так и было, не кажется невероятным, что кто-то однажды наткнется на нужного человека. По крайней мере, возможность поимки тогда больше, чем в случае с каким-нибудь киллером, нанятым в Бразилии.

Искренне твой,

Стиг

* * *

Получив письмо от Стига, Анна-Лена через несколько дней заглянула к нему в «TT». Они побеседовали за чашкой кофе. Вместе они пришли к заключению, что в новой версии есть логика. Если бы за убийством стояла большая группа, кто-нибудь бы уже обязательно проболтался, особенно после того как награда за сведения о злоумышленнике была увеличена. Стиг с неохотой признал, что на данный момент гипотеза, подразумевающая стрелка-одиночку, внушает наибольшее доверие. Пора отложить тщательное изучение вопроса о возможном участии правых экстремистов в убийстве премьера. Значит, пускай другие ищут виновного. А он посвятит свое время и силы прежней борьбе с ультраправыми. Во всяком случае, пока не появятся новые обстоятельства в деле Пальме…

Стокгольм, декабрь 1988 года

Последний месяц 1988 года был полон событий. В среду, 14 декабря, для допроса по делу об убийстве Улофа Пальме был задержан мужчина сорока одного года, наркоман Кристер Петтерссон. В тот же вечер Лисбет Пальме выбрала Кристера из всех людей, которых ей показали, как наиболее похожего на убийцу, каким она три года назад описала его полиции.

Уже пару месяцев ходили какие-то слухи, но команде следователей под началом Ханса Ёльвебро удавалось избежать огласки ровно столько времени, чтобы новость о задержании произвела эффект разорвавшейся бомбы. Случилось то, чего все так долго ждали. Все СМИ трубили о поимке, новость стала международной.

Кристер Петтерссон возбудил кое-какие подозрения уже в первый месяц после убийства, но после краткой проверки о нем позабыли. Теперь руководитель расследования рассказывал, как по-настоящему высококвалифицированная, тщательная полицейская работа помогла опять выйти на Петтерссона.

Петтерссона хорошо знали в стокгольмской полиции и в криминальных кругах как закоренелого преступника. В основном он совершал менее значительные правонарушения – ограбления, нападения, воровство в магазинах, – чтобы добыть деньги на алкоголь и наркотики, однако в 1970 году он заколол человека штыком на Кунгсгатан, всего в пятистах футах (15,5 метра) от места, где впоследствии застрелили Пальме. Это доказывало, что Петтерссон способен на убийство.

16 декабря он был арестован как предполагаемый виновник гибели Пальме.

* * *

Другим событием почти такой же важности стало присуждение почетного звания, происходившее в конце каждого года. Всеми высмеянный издатель Эббе Карлссон стал Шведом года, как два года назад его друг Ханс Хольмер. Тут же заговорили, что это гвоздь в крышку гроба ежегодной награды. После Хольмера и Карлссона вряд ли кто-то еще захочет удостоиться подобной чести.

После ареста полиция и прокуратора несколько месяцев готовили обвинение против Кристера Петтерссона. Судебный процесс открылся 5 июня 1989 года. В здании городского совета на острове Кунгсхольмен необходимые процедуры сменяли друг друга гладко и точно, как по часам. Прокуроры не обманулись в своих надеждах.

Наконец убийство стало считаться раскрытым. 27 июля 1989 года Кристер Петтерссон, утверждавший, что он невиновен, был осужден за убийство Улофа Пальме.

Это выглядело как настоящий триумф. Ханс Ёльвебро сиял. Журналисты грелись в лучах его славы и строчили статьи в духе «Я так и думал…». Настойчивым трудом шведская полиция искупила прежние ошибки.

Куда меньше голосов выражали сомнения в справедливости приговора, но их никто не слушал. Разумеется, большинство рассчитывало на что-то более впечатляющее, чем потасканный торчок в роли убийцы, но ничего не поделаешь. Над шведским премьером посмеялась его же мечта об открытом обществе, где политики не возвышаются над остальными людьми: его убили не иностранные агенты, не группа ненавистников со связями в национальном деловом мире, не военные и не полицейские – его застрелил свихнувшийся наркоман. Никакой политики. Кристер Петтерссон был самый подходящей кандидатурой на роль виновного.

Шведы вернулись бы к размеренной обыденной жизни северян, остановись на этом машина правосудия в деле Пальме.

Стокгольм, лето 1989 года

В промежутке между эйфорией, последовавшей за приговором городского суда, и подготовкой к слушаниям в апелляционном возникло некоторое беспокойство. Стиг читал все, что публиковались по делу Пальме, и разговаривал с теми, кто мог, по его мнению, дополнить картину происшедшего. Его опять одолевали сомнения, стоило лишь критически прочесть текст судебного постановления и предварительного заключения следствия.