Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боль действительно отпустила. Но в голове поселилась муть и взвесь. Как будто смотришь на мир сквозь илистую воду.
Лелик хотел попросить у Тишки дать ему пару уроков искусства лазить по деревьям. Ей можно доверять. К тому же Тишка из всех самая ловкая, хоть и мелюзга. Но девочка последние сутки сама не своя: бледная, замученная, то и дело руку прижимает к животу. Яблок, что ли, переела? Лелик сочувственно понаблюдал за ней и решил отложить обучение.
Тишка сама заглянула к нему:
– Эй! Ты как?
После драки с Пашкой она и ее мать – единственные, кто обращается с Леликом как ни в чем не бывало. Ну, еще Раиса: она как прежде его особо не замечала, так и теперь смотрит мимо.
– Да так себе… – Лелик сунул карандаш за ухо. – У меня мышь пропала. Самая большая, королевская. Она с полторы моих ладони.
– Опять бабушку станешь пугать?
– Да нет же! Говорю тебе, всерьез пропала.
– Помочь искать?
– Я сам, – великодушно отказался Лелик. – Ты слабенькая. Пропадешь еще вслед за мышью!
– Ну смотри. Если что, зови на помощь.
Вообще-то мне нужна твоя помощь, хотел сказать Лелик. Что мне делать с тем, что я узнал? К взрослым идти нельзя. Они ничего не понимают, это ясно показала история с малиновкой.
Он сам толком не представлял, какая сила побудила его однажды, когда Прохор ушел, подняться по лестнице и толкнуть дверь. Ей полагалось быть запертой, но что-то в тот день пошло не так и она беззвучно приоткрылась перед мальчиком.
Лаборатория была овеяна ореолом таинственности. Две другие, нежилые, тоже манили мальчика, но с их замками он разобрался еще пару недель назад. Как и предупреждала бабушка, там оказалась свалка старых вещей. Нагромождение коробок до самого потолка да дряхлые шубы с дубленками, упакованные в прозрачные пакеты.
Лелика вело не простое любопытство. Он составлял план дома.
Пространство – тоже часть истории, которая творится вокруг тебя, а историю мальчик любил. Каждый вечер в его дневнике появлялась новая заметка, зашифрованная на случай кражи ценного документа. Если Тишка чувствовала себя хозяйкой леса, Лелик был летописцем.
В этом заключалась вторая причина, отчего Лелику хотелось попасть в святая святых Прохора. Фотографии! У деда там целый архив. Недавно Прохор снимал их семью, установив камеру на специальную треногу, и больше всего мальчику хотелось раздобыть этот снимок.
Вот это будет Свидетельство Истории! Все их семейство, собранное на одном снимке.
Но дверь поддалась. Лелик был настолько уверен в неосуществимости своего плана, что опешил.
Уходить было глупо, и мальчик с замирающим сердцем шагнул через порог. Пустые книжные полки в дальнем углу, до самого потолка. Огромный, как палуба авианосца, письменный стол. Но в первую минуту ему бросились в глаза необычные зонты на длинных ножках, серебристые внутри, черные снаружи. «Оборудование для съемки!» – догадался Лелик.
Он шмыгнул к столу, перебрал бумаги. Снимка не нашлось. Лелик поискал в шкафу и в нижних ящиках наткнулся на большие конверты.
Мальчик высыпал пачку фотографий на колени и с изумлением уставился на верхнюю.
На лестнице послышались шаги. Лелик заметался. Задвинул ящик, судорожно запихав снимки в конверт, попытался вернуть на свои места разбросанные по столу бумаги.
В двери проскрежетал ключ. Пока Прохор разберется, что замок не заперт, пройдет от силы пять секунд.
Лелик бросился за шкаф, втиснулся в узкую щель между торцом и внешней стеной. Дед хранил здесь металлические трубки непонятного назначения. Лелик в панике прижал их рукой, чтобы не повалились на пол, и в этот момент дверь распахнулась.
Тяжелые шаги. Звук чиркнувшей зажигалки. До мальчика донесся крепкий запах табака. Прохор подошел к окну, но вместо того, чтобы открыть его, плотно задернул шторы. Лелик вжался в стену.
Раздался негромкий стук. Но доносился он не от двери, а как будто с потолка. Что-то проскрежетало, ругнулся Прохор – и в комнате оказался еще один человек. Лелик почувствовал это по молчанию деда, по его участившемуся дыханию.
«Откуда он взялся?»
Заскрипели ступеньки, и тут Лелик понял.
Это были не пустые книжные полки. Это была лестница.
Гость пришел с чердака.
– Что стоишь? Раздевайся!
Защелкало, скрипнуло, послышался шорох сброшенной одежды. Лелик сглотнул и очень осторожно поднял руку, чтобы стереть со лба капли пота. В нем боролись два голоса. Один кричал, что он будет идиотом, если выглянет. Второй шептал: «Я должен посмотреть, что происходит, какой же я летописец, если не узнаю этого». В конце концов, придерживая трубки одной рукой, Лелик очень медленно высунулся из-за шкафа, чувствуя себя жучком, которого вот-вот склюнет дятел.
И тотчас спрятался обратно. Но того, что он увидел, ему хватило, чтобы он пожалел о своем безрассудном решении.
– Мам, расскажи мне сказку!
Татьяна отвела взгляд от монитора и потерла воспаленные глаза.
– Что за глупости?
– Маленькую сказочку!
– Яна, мне поработать надо.
– Тишка, – поправила девочка.
Татьяна едва не вспылила. С тех пор как Сергей окончательно ушел, дочь уцепилась за дурацкую кличку. Все, что осталось у нее от отца – драные шорты да фамилия. Татьяна понимала это и жалела девочку. Но иногда ей хотелось встряхнуть ее за шкирку и заорать, что он бросил их, повел себя как законченный урод, хватит делать из него кумира и воображать себя наследницей родового имени!
– Какую сказку? – устало спросила она.
– Про одну девочку. – Тишка с ногами забралась в соседнее кресло.
– Сказка, – послушно повторила Татьяна. – Жила-была одна девочка…
– И была она очень-очень счастлива.
– И была она очень-очень… Подожди. А дальше что будет?
– Дальше ничего не будет, – удивленно отозвалась Тишка. – Это конец.
Татьяна помассировала виски. Опять голова ноет к вечеру…
– Это какая-то неправильная сказка.
– Почему?
– В ней ничего не происходит.
– В ней происходит счастье, – поправила дочь.
– Про такое сказок не сочиняют.
– А мы сочиним! Рассказывай! «Жила-была одна девочка, и была она очень-очень счастлива. Конец!»
Татьяна почувствовала, что окончательно выдохлась. И спор-то был пустяковый! Что тебе стоит – повтори то, что она просит, и дело с концом. Но Татьяна не могла. Все время ее кто-нибудь продавливает: то Прохор, то Венька с Тамарой, а теперь вот собственная дочь.