— По паре-то банок консервов на рыло можно было бы и моим людишкам выдать! — заметил он.

— Ни одной! — отрезал «майор». — Если хоть одна банка появится на местном рынке, а твои, Паленый, головорезы туда их и понесут, так ведь? Так вот, если хоть одна банка там появится, это будет их последний поход на рынок! Завтра утром там уже будут ходить неприметные мужички с документами НКВД. А банки промаркированы, неужели не понятно?

Его русский язык звучал так чисто и интонационно верно, что казался абсолютно родным.

— Я-ссс-но, — протянул Паленый. — Только с чего они туда пошли бы, на рынок-то? Деньжат срубить. Когда вы нам, извиняюсь, деньжата подкинете?

— Груз доставим до места, и получите все как обещано, в полном объеме. Я свяжусь с тобой, Паленый. Все свободны!

Майор сел в кабину. Зингер уже был за рулем.

— Поехали, Рудольф!

Грузовик тронулся, «майор» смотрел, как мужские фигуры исчезали в глубине темных улиц, затем прикрыл глаза.

— Надеюсь, завтра к вечеру мы вернемся в деревню, — пробормотал он.

Сташевич шел по улицам Львова, любуясь его пышной архитектурой, великолепной смесью стилей, праздничной эклектикой. Обилием храмов, церквей всех возможных конфессий, — разве что мусульманской мечети не хватало. Радовала глаз буйная растительность многочисленных парков, скверов, садов. Особенно нравился ему Стрый-ский парк, заложенный еще при Богдане Хмельницком. Березовые, кленовые, дубовые еловые аллеи; бук, ясень, липа — все струилось разными оттенками зелени, изумляло причудливой формы листвой, жужжанием роящихся в ветвях пчел. И озеро в той части парка, что выходит на улицу Франко. Озеро, окруженное плакучими ивами, озеро, в котором плавали самые настоящие черные лебеди. Это было даже как-то нереально. И Олег долго стоял у кромки воды, наблюдая за детьми, бросавшими птицам хлебные крошки. Величавая, царственная пара изящно, без спешки подбирала их, изгибая длинные шеи.

«Этот город нужно снимать! — думал Олег. — Боже мой, да здесь можно снять любую эпоху! Любой сюжет! Война надругалась над ним, но и полуразрушенный он прекрасен. А когда его восстановят, отстроят, залечат раны — это будет один из прекраснейших европейских городов».

Действительно, толстые каменные стены церкви Святого Николая, ровесницы города, придворного храма га-лицко-волынских князей, вполне могла быть декорацией средневековых сражений, тех времен, когда храмы служили скорее военными крепостями, нежели местом исповеди и молитвы.

А вот готический собор с устремленными ввысь сводчатыми башнями и узкими глазницами окон — так и видишь здесь какого-нибудь «серого» кардинала, с закрытым капюшоном порочным лицом. А чего стоит часовня Бои-мов с чудесной каменной резьбой по фасаду? Семнадцатый век, между прочим! А королевский арсенал того же века? В стиле барокко, с порталом, в котором прячутся своды лоджий, с окнами, оформленными причудливой резьбой. Здесь могут сражаться за честь королевы бравые мушкетеры. А строгий, простой до совершенства костел бенедиктинов в стиле ренессанс? С башней, украшенной скульптурным аттиком? Так и видишь юную монашенку, сложившую руки в молитвенном экстазе, променявшую светскую роскошь на строгое уединение. А эти дворики, внутри которых обнаруживались двухэтажные галереи, с непременной резьбой по камню на внутренних, никому, кроме самих жильцов, не видных фасадов! Просто с ума можно сойти!

Сташевич бродил по улицам, упиваясь красотой города и красотой его жителей. Вернее, жительниц. Вот, казалось бы, окраина страны. Но нет! Это та окраина, которая ближе к западному шику, нежели к строгой коммунистической выправке женщин столицы.

Вот сейчас, например, перед ним легкой, чуть танцующей (но ни в коем случае не вульгарной) походкой шла стройная женщина (девушка?) в легком летнем пальто кремового цвета, в шляпке на коротко стриженных вьющихся каштановых волосах. Стройные ноги в шелковых чулках, туфельки на высоких каблучках.

Ему очень хотелось обогнать незнакомку, чтобы увидеть ее лицо, но одновременно он боялся, что она окажется некрасива, и все очарование рухнет. Но любопытство режиссера гнало вперед. Так он и шел за нею, благо пути их пока совпадали, решив, что возле перекрестка обязательно обгонит женщину и, может быть, даже заговорит с нею.

Но перед самым перекрестком женщина неожиданно вошла в высокую дубовую дверь солидного пятиэтажного здания. Как раз в этот момент Олег отвлекся на проезжавший мимо «форд» и увидел лишь край пальто, исчезнувшего за дверью, рядом с которой была прибита табличка: «Военная комендатура».

Ничего себе кадры в строгом ведомстве! А ведь у нас есть шанс познакомиться при случае, обрадовался Ста-шевич.

В приемной военного коменданта города было душно. Дежурный офицер листал газеты, то и дело вытирая платком лоб.

— О, вот и вы, Виктория! — воскликнул он, отложил газеты и поднялся навстречу. — Позвольте, я помогу вам, прекраснейшая богиня Победы?

Офицер помог женщине снять легкое пальто, несколько больше чем нужно задержав руки на ее плечах. Красавица небрежным жестом стряхнула его ладони, повесила пальто на плечики, убрала в шкаф, распахнула окно, впустив в комнату потоки свежего воздуха, затем села за стол, на котором стояла пишущая машинка и пара телефонных аппаратов.

— Что-нибудь есть? — она просматривала исписанные мелким почерком листы.

— Да. Старик просил напечатать это в срочном порядке. Кстати, я вас прикрыл: сказал, что вы ушли на почту.

— Я и была на почте, — усмехнулась Виктория и выложила из сумки корреспонденцию.

— Но не только там! Признайтесь, что вы забегали к маникюрше!

— Ошиблись! Я забегала в ателье на примерку. Всем участникам праздника шьют костюмы. И мне в том числе.

— О, как мог я забыть! Мы ведь готовимся к празднику! Переполненный стадион, счастливые лица, и вы — Богиня на. На чем там вас повезут? На спинах боевых слонов?

— Перестаньте паясничать, Висницкий! А то пожалуюсь начальству! — женщина уже стучала по клавишам, пальчики проворно порхали над клавиатурой.

— Послушайте, Вита! Мне кажется, из вас вышла бы замечательная пианистка! Вы не учились музыке?

— Нет. Не пришлось. Много было других дел. А вам, я вижу, совсем нечем заняться.

— Так я порученец. Будет поручение.

И как по заказу, распахнулась дверь кабинета. В проеме стоял внушительный тучный генерал-майор Кураев, комендант города.

— Виточка, вы отпечатали документ?

— Да, Никита Борисович.

Виктория протянула машинописные листы.

— Как всегда, без единой помарки. Вы прекрасный секретарь, Виточка! Я вами очень доволен! — удовлетворенно отметил Кураев. Он поставил внизу размашистую подпись. — Печать поставите сами и в конверт положите, пожалуйста.

Генерал повернулся к дежурному офицеру.

— Висницкий, голубчик, а вы срочно передадите его по назначению.