— А я помню себя в большой комнате. Я лежу в огромной постели и притворяюсь спящим. Двое взрослых — мужчина и женщина — громко и сердито разговаривают. Я был, видимо, тогда очень маленьким и не понимал ни слова, из того, что они говорили. Но очень хорошо чувствовал, что в этот момент решается моя судьба. Как бездомная собака, которую привели в дом, и на семейном совете решают, оставить или выгнать обратно на улицу. Я лежал и боялся шевельнуться, чтобы не рассердить того, кто был за меня.

Он замолчал, заново остро вспомнив тот момент и свой ужас перед будущим. И почувствовал пожатие ее ладошки в его руке. Алиса смотрела на него очень серьезно, будто принимая в себя его переживание.

— И что? — тихо спросила она.

— Все кончилось хорошо. Меня не выгнали на улицу, — улыбнулся он.

Катер снова нырнул под низкий широкий мост и вынырнул уже в акватории Невы. Резкий порыв свежего морского ветра обрушился на них мощно и весело. Вид открывался потрясающий. Широкая, вольная река распадалась слева на два рукава, словно обнимая Васильевский остров. Ростральные колонны выступали к воде, стройные, мощные, величественные. А напротив них сиял в солнечных лучах шпиль Петропавловки.

— С ума сойти! — восхищенно воскликнул Алекс. — Это потрясающе! Нет в мире другого такого города, уж поверь мне!

— Плавали, знаем, — весело откликнулась Алиса. — Но Москва тоже ничего городок.

Катер повернул вправо, они миновали Эрмитаж, двинулись к Летнему саду, затем опять нырнули в Фонтанку и причалили.

— Вот и все! Путешествие закончилось, — вздохнула Алиса.

— Что значит — все? Все еще только начинается! Ты ведь прямо с поезда?

— Ну, в общем, да.

— А уже два часа пополудни, выражаясь высоким стилем. Короче, я веду тебя обедать!

— Куда?

— Представь, я тоже готовился! И выбрал одно концептуальное заведение. Совсем неподалеку. «Саквояж беременной шпионки», как тебе?

— Это название?

— Ну да! Мне кажется, учитывая нашу с тобой родословную, это то, что надо.

— Согласна! — кивнула девушка, тряхнув головой.

И солнце вспыхнуло в ее волосах. Опасно иметь такие волосы. Очень хочется погрузить руки в их шелковую тяжесть. Опасно ходить рядом с такой девушкой.

Алекс мужественно отвел глаза, взял ее под руку и повел по Невскому. И чем дальше они шли, тем больше ему нравилась округлость ее локтя, ее крепкое, упругое тело, которого ему приходилось касаться.

А потом время понеслось с бешеной скоростью. Они сидели в кафе, что-то ели, пили, и говорили, говорили. Он наконец спросил:

— Как тебе книга?

— Понравилась! — просто ответила она.

А ему понравилась эта простая и краткая оценка; то, что она не расхваливала, не отвешивала комплиментов. Это было бы глупо, ведь дело касалось прошлого самых близких для них людей.

— Ты молодец!

— Рад слышать это от тебя.

Потом они гуляли по городу, на который потихоньку опускался вечер.

— Когда ты уезжаешь? — спросил он вдруг.

— Сегодня же. Ночным поездом. Еще не скоро.

Он застыл на месте.

— Как?

— Так. Я приехала, чтобы повидать тебя и все.

— Как это все? Почему на день-то?

— Ну. У меня здесь никого нет.

— А я? Я?! У тебя есть я, и Люся, и ее родители. Я не отпущу тебя!

Он схватил ее, прижал к себе, погрузил руки в тяжелую шелковистую медь.

— Я не могу так, — бубнила она ему в грудь. Это неудобно. Они меня не знают. И вообще.

Мимо них проплыл длинный белый свадебный лимузин. Он оглянулся. Они стояли на Фурштатской улице.

— Что это за здание? — он повернул ее за плечи к симпатичному особняку.

— Это? Дворец бракосочетания, — прищурившись, прочла надпись Алиса.

— У тебя паспорт с собой?

— Ну да, я же на поезде. Там спрашивают.

— Вот что, Алиса! Пойдем и распишемся!

— Что? Ты что? — она начала пятиться от него, вытаращив зеленые глазищи.

— Стоять! — прикрикнул он, крепко ухватив ее за запястье. — Я делаю тебе официальное предложение! Давай, соглашайся! Быстрее!

— А то что? Война и немцы? — она старалась сердиться, но лицо ее засияло такой радостью, что он задохнулся.

— Я влюбился в тебя! Влюбился, понимаешь? По-настоящему! Влюбился еще в твои письма! Просто боялся, что увижу, и все растает. Так бывает, я знаю. Но ты оказалась еще лучше, добрее, интереснее. И ты желанна! Чего же нам ждать?

— Но ты не спросил, желанен ли ты!

— Господи, да ты влюблена в меня с шести лет! О чем мы вообще говорим!

— Нахал! Плейбой несчастный.

Он залепил ее рот поцелуем, и она затихла в его объятиях. И поцелуй был замечательным. И он сразу понял, что все остальное будет с нею так же замечательно.

— Эй, — тихо шепнул он ей на ухо, — история должна продолжаться! История наших семей — она не может вот так взять и оборваться. Мы просто обязаны ее продолжить! Ну не трусь, малыш! Ты согласна?

Он отстранился, крепко держа ее за плечи. Она подняла на него влажные глаза и улыбнулась.