Ксанча внимательно вглядывалась в темноту и вскоре увидела теплый уютный свет, льющийся из знакомых окон.

— Он заперся внутри, — разочарованно протянула Ксанча.

— Ты же не думаешь, что он будет сидеть у дверей и ждать? Запирать двери на ночь — не самая плохая идея, особенно если ты собираешься поколдовать.

Они опустились к земле, и шар рассыпался. Неловко спрыгнув, Ксанча подвернула ногу и все еще бормотала проклятия, когда дверь распахнулась и на пороге появился Урза.

— Ксанча? Это ты?

Увидев Рата, он замер, а его волшебные глаза начали светиться все сильнее, словно два фонаря, в которых подкручивали фитили. Только сейчас Ксанча подумала о том, что Урза запросто может убить любого незнакомца, появившегося у его дверей.

— Нет! — Ксанча хотела встать между мужчинами, но ноги все еще не слушались. — Урза, послушай меня!

Не успел Мироходец обратить свой взгляд на девушку, как Рат произнес мягко:

— Брат…

Каждую ночь, проведенную в деревне, Ксанча рассказывала Ратипу о Урзе, его одержимости, описывала таинственные волшебные глаза Мироходца и стол, где он снова и снова разыгрывал сцены из прошлого. Девушка научила своего подопечного основам языка, на котором говорили братья, когда были еще простыми смертными. Слово «брат» они тренировали особо тщательно, до тех пор пока не добились идеального произношения. И вот сейчас Рат произнес его на чистом эфуандском.

Между ними висела кромешная темнота, но через мгновение свет, льющийся из глаз Урзы, рассеял ее и осветил лицо юноши. Тот даже не вздрогнул.

— Ты хотел видеть меня, брат, — произнес новоявленный Мишра по-эфуандски. — Я проделал долгий и тяжелый путь, но я вернулся.

Урза впитал новый язык так же легко, как вспаханное поле весенний дождь. Ксанча очень боялась, что Урза заметит, на каком языке говорит Мишра в первые решающие минуты встречи, и готова была убить Рата собственными руками, если Мироходец не сделает этого сам. Внезапно сияние волшебных глаз померкло, но совсем не погасло.

— Поговори со мной, брат, — продолжал самонадеянный раб, словно провоцируя Урзу. — Прошло так много времени. Мы так и не закончили наш последний разговор. По правде говоря, мы его и не начинали.

— Где? — прошептал Урза по-эфуандски, и Ксанче показалось, что от него пахнуло холодом.

— Перед кровавой палаткой властелина Кроога. Ты сказал, что мы должны помнить о том, что мы братья.

— Палатка не была кровавой, а я такого не говорил.

— Ты хочешь сказать, что я лгу, брат? Моя память хранит очень мало, но я помню все очень отчетливо. Я был здесь, в Доминарии, все это время и ждал тебя.

Глаза Урзы вновь заблестели. Было непонятно, сияют ли они сами по себе или отражают зыбкий лунный свет. Ксанча не сомневалась, что Мироходец испепелит Ратипа, но свет как будто не вредил ему, и вскоре она осознала все великолепие своего помощника.

— Время… — произнес новоявленный Мишра. — Подумай об этом! Я нашел способ обмануть время. Мы можем начать все сначала.

Ксанче показалось, что между мужчинами возникла необъяснимая мистическая связь. Она уже не знала, кто перед ней — эфуандский раб и Мироходец или два родных брата.

— Возможно, — задумчиво проговорил Урза. Он прикрыл веки, а когда вновь открыл их, это были уже глаза смертного человека. — Раз за разом я воссоздаю наше прошлое, боясь, что я что-то забыл или упустил… — Протянув руку, Урза нерешительно шагнул к Paтипу-Мишре и почти дотронулся до брата. — Все это время я искал способ поговорить с тобой, предупредить об опасности, которую мы с тобой не заметили, когда были смертными. Но я не мог даже мечтать о том, что ты сам найдешь меня. Мишра, это ведь… ты?..

Урза приблизился к Рату и коснулся его щеки. Мироходец перемещался так быстро, что обычный человеческий глаз не мог уловить его движений. Ратип, не желавший верить утверждениям Ксанчи о том, что Урза скорее бог, чем человек, мертвенно побледнел, глаза его закатились, он лишился чувств, но не упал, удерживаемый рукой Мироходца.

— Они содрали с тебя кожу, Мишра, — продолжал Урза, словно не замечая обморока юноши, — и натянули ее на один из своих механизмов. Ты помнишь это? Помнишь, как за тобой пришли, как ты умер?

Тело Рата затряслось в лихорадке. У Ксанчи перехватило дыхание. Урза не был жесток, просто небрежен. Он так долго жил в мире своих иллюзий, что просто забыл о бренности смертной плоти, тем более человеческой. Ксанча была уверена, что, как только Урза осознает, что происходит, он отпустит юношу. Исцелял Мироходец с той же готовностью, что и уничтожал.

Тело Ратипа содрогалось в конвульсиях, и, когда у него носом пошла кровь, Ксанча поняла, что пора вмешаться.

— Хватит! — закричала она, вцепившись в рукав своего покровителя, но тот не реагировал. — Ты убиваешь его!

Внезапно Урза опустил руку, и юноша повалился на землю.

— Его память пуста, — произнес он как-то буднично. — Я искал ответы на свои вопросы: когда фирексийцы впервые пришли к нему, боролся ли он, называл ли мое имя. Его сознание — чистый лист. Видимо, я встретил и тебя, и его слишком поздно… — Урза устало вздохнул и потер веки — человеческие привычки выдавали его волнение. — Но как и почему Мишра вернулся ко мне, если память его умерла?

— Он человек, — прорычала Ксанча, склоняясь над бездыханным телом юноши. — Его память принадлежит только ему. Это не книга, чтобы почитать и выбросить.

Девушка не могла понять, жив ли он. Урза подошел и перевернул Ратипа на спину.

— Это только первый, за ним придут другие. Я был не прав, когда искал Мишру в прошлом. Его душа оставалась здесь, в Доминарии, рассеянная на миллионы частиц. Поэтому-то я и не мог найти его. Но теперь я на правильном пути. Они будут приходить, один за другим, принося с собой частички его души и правды, и когда-нибудь я узнаю истину, сложив эти частички воедино.

Мироходец кивнул в сторону открытой двери, за которой виднелся его рабочий стол.

— Нет никакого времени, Ксанча! — Урза тихо засмеялся. — Подумай об этом…

«Он безумен», — лишний раз убедилась Ксанча. Теперь вся эта затея казалась ей большой ошибкой. Урза видел мир сквозь призму своей одержимости и не нес ответственности за происходящее. Это бремя легло на ее плечи. Ксанча не знала, скольких существ она лишила жизни. Вместе с фирексийцами это были сотни, а то и тысячи. Но она никого не предавала, как предала Ратипа, сына Мидеа. Девушка стояла на коленях возле тела Рата, пытаясь положить его ровно. Труп еще не начал коченеть, кожа оставалась теплой.

— Других не будет! — закричала Ксанча в отчаянии.

Урза обернулся:

— Что ты сказала?

— Я сказала, что он был человеком, он родился и жил, пока ты не убил его! Это не механизм с твоего стола, который можно смахнуть на пол, когда он больше не нужен…