…может быть, мне стоит позвонить ему, а? Уточнить, чтобы действовал потише, не привлекая лишнего…

Мелодия входящего звонка заиграла раньше, чем я успел вызвать Славика первым.

— Босс! — раздался на весь подвал голос Славика, преисполненный гордости (старик встрепенулся, услышав его). — Босс! Я всё сделал!

— Д-да-да? — наверное, я мог бы сказать что-нибудь посодержательней, но мысли словно покинули голову.

— Нашёл их и разобрался с ними! — продолжал заливаться счастливый парень. — Я обставил всё как месть! Как вы и говорили — по красоте. С кровавыми буквами на стене и всё такое…

Я обмер. Чего-чего?

— Они ни за что не догадаются о вашей настоящей цели!

— О чём ты? — не понял я.

— Но я догадался! Я всё понял, босс, и прошёл ваше испытание.

Испытание?

— Он у меня! — захлёбываясь от восторга, заключил Славик. — Чемодан, босс! Я достал его!

…какой ещё, нахер, чемодан?

Глава 7

Листья как люди. Растут, чтобы упасть.

…нет, не то.

Листья — как тайные желания… в какой-то момент срываются в свободный полёт и…

Тоже лажа.

Листья…

Кавадзаки вздохнул, вглядываясь в раннезакатное солнце, только-только начинающее миновать кроны верхушек парковых деревьев.

Листья — как…

В свободное время Кавадзаки любил позаниматься философией. Ему всегда хотелось стать автором короткого, но в тоже время глубокого изречения. Такого, что переживёт его и станет очередной из незыблемых истин, о которых вспоминают в спорах и в быту.

Он часто жалел о том, что не знает латынь. С ней бы его ещё не придуманное изречение звучало бы ещё весомее.

Кавадзаки медленно, не спеша вышагивал по парковой аллее; мысли о листьях занимали сейчас всё его сознание, и он хотел хотя бы ненамного оттянуть ту встречу, ради которой он здесь сегодня и которая наверняка его отвлечёт, переключит в иное русло.

Он и сам не мог понять, откуда в нём такая тяга. Хотя… если так подумать, определённые догадки всё-таки имелись.

Кавадзаки поднимался со дна, с самого низа — всю свою жизнь. Вначале сирота в детдоме. Затем — мальчик на побегушках в мелкой банде. Постоянные попытки пробиться вверх; плохие дела ради хорошего будущего. Следующей ступенькой стала банда покрупнее — впрочем, он сам оставался в ней такой же мелкой шестерёнкой.

Возможно, так и остался бы, а может, поднялся бы выше. Это перестало иметь значение в тот день, когда его группировка перешла дорогу Тёмным. Не намеренно, конечно — но это было самоубийством в любом случае.

А дальше было много шума, много крови и очень много трупов. Куда больше, чем выживших. Может быть, выжил он один?.. Кавадзаки не знал; он никогда больше не встречал товарищей по банде и совершенно не жалел об этом. Как не жалел и о том, что ему хватило ума не мстить Тёмным и лично Архимагу, а принять тот факт, что они сильнее.

И поставить на победителя.

Мало было просто попроситься в ряды Тёмных; нужно было ещё и сделать так, чтобы Архимаг его заметил.

Затем выделил среди прочих.

Затем — счёл полезным.

Наконец, незаменимым…

Кавадзаки карабкался наверх; увеличивал силу и власть, совершенствовал свои навыки, утверждал своё положение. Из простого Тёмного он стал помощником старика, затем — его правой рукой. На этом посту он и находился последние семь лет.

Так вот, о листьях и философии…

Нет, ему, безусловно, нравилась его работа. Да что там — он жил ей. Но… когда ты с раннего детства погряз в насилии, когда все твои заботы по жизни — это пытаться сожрать других и следить, чтобы другие не сожрали тебя, то в свободное время начинает хотеться…

Немного отстраниться от всего этого. Хочется оторваться от земли и перейти в менее материальную плоскость.

…о. Ну вот и она, мраморная беседка в самой середине парка. И его собеседница уже тут.

Тёмные, как правило, старались не встречаться в одном месте дважды. Сегодня Вивианна, дочь Высокого Консула и главная доминатрикс (в хорошем смысле) Тёмного Культа выбрала местом встречи этот парк — прекрасный, и в то же время наводящий на размышления. На размышления о листьях.

Кавадзаки вздохнул. Как и каждый раз перед тем, как спуститься на материальную землю и вернуться к делам. Плохим делам ради хорошего будущего.

— Пётр, — Вивианна улыбнулась своей ядовитой улыбкой. Губы, как обычно, были подведены тёмно-бордовой, почти чёрной помадой, а такого же цвета тени на глазах и вовсе превращали девушку в злодейку из бондианы.

— Вивианна, — пройдя в беседку, Кавадзаки тяжело уселся на скамью и уставился на свою собеседницу в упор. — Ты здесь одна?

Он тщательно огляделся, подходя сюда, но никогда нелишне спросить ещё раз.

— Да, — кивнула Вивианна, глядя чуть в сторону, — но не переживай за этот счёт. Остальные дали мне разрешение говорить от их имени.

Она поправила сложную, напоминающую гнездо райской птицы, причёску. Вчерашнее зелёное платье сменилось на наряд из чёрной кожи, чья откровенность лишь немного недотягивала до отметки «18+». Шипастый чокер из кожи крокодила на шее, кольцо-палец на левой руке, заканчивающееся острым когтем… Кавадзаки видел её сотни раз, и понятия не имел, почему она выглядит так, как выглядит.

Но у того, чтобы быть членом Тёмного Культа, много плюсов, и отсутствие дресс-кода — один из них.

— Дали разрешение? — Кавадзаки коротко рассмеялся. — Ты так это называешь?

Вивианна в ответ лишь молча улыбнулась. Комментарии не требовались, ответ на риторический вопрос и так был понятен.

Дочь Высокого Консула держала Тёмных за яйца — очень прочно и очень цепко. И не потому, что она была дочерью Высокого Консула, а потому, что она была Вивианной. Той, кто всегда сверху и всегда в чёрной коже.

Конечно, у неё не было столько власти, чтобы что-то и за кого-то решать единолично. Но всё же достаточно, чтобы с ней не хотели ссориться лишний раз.

Госпожа Вивианна умела наказывать.

С другой стороны, Тёмные, по большей части, были и не против. Конечно, всегда находились недовольные, но всё же такое положение имело и свои плюсы. Например, оно в какой-то мере снимало с них ответственность за всевозможные рискованные авантюры.

Вроде сегодняшней… судя по всему.

— У нас, — Вивианна выделила это слово голосом, — к тебе предложение, Пётр. Вчерашние события всковырнули то, что давно гноилось; показали, что старик окончательно спятил на старости лет.

Она поморщилась.

— Не знаю,