Выходить из детской не хочется, но мне пора. На стрелках часов почти девять вечера — нужно вымыть посуду вместо Людмилы и ехать домой. Я со страхом спускаюсь на первый этаж. Слышу негромкий голос Багримова в глубине комнат и догадываюсь, что он разговаривает с кем-то по телефону. Пробираюсь на кухню, мою посуду и пугаюсь любого шороха, потому что боюсь встретиться с Тимуром.

К счастью, работу вместо Людмилы я делаю в одиночестве. Вытираю руки кухонным полотенцем и вздрагиваю, когда замечаю в дверном проеме Багримова. Он, как обычно, хмурится, смотрит прямо на меня.

— Я уже закончила, — дрожащими руками возвращаю полотенце на место. — Сейчас только такси вызову.

Мне приходиться подойти к нему ближе, потому что мой телефон остался где-то в гостиной.

— Не надо такси, — произносит Тимур. — Сейчас наберу водителя.

Я не перечу. Только пытаюсь проскользнуть мимо него, но Багримов берёт меня за кисть руки и останавливает.

— Яна…

— Тимур Каримович, отпустите. Это… было ошибкой, не надо так больше, — трясу головой с трудом сдерживая слёзы. — У меня есть мужчина…

Сейчас мне выгодно врать, хотя я понимаю, что это неправильно.

— Любишь его? — спрашивает, по-прежнему не выпуская мою руку.

Кисть уже болит от плотного кольца сжатых пальцев, но я почему-то не высвобождаюсь.

— Да, — киваю, опустив глаза в пол. — И я… не хочу потерять эту работу. Извините.

— Вы не потеряете её, Яна, — произносит твёрдым голосом Тимур. — Это я виноват. Больше подобного не повторится.

Он размыкает мою кисть, и я могу быть свободной. Прохожу на подкашивающихся ногах в гостиную и нахожу там телефон. Багримов появляется за мной спустя несколько минут. Выглядит растерянным и задумчивым.

— Водитель уже ждёт вас внизу. До завтра, Яна.

Он даёт мне понять, что всё останется по-прежнему. Жаль, что я так не считаю.

— До завтра, Тимур Каримович…

Прохожу мимо него, вдыхая запах древесного парфюма и толкаю входную дверь от себя. Очутившись в подъезде, прислоняюсь к холодной стене и касаюсь губ кончиками пальцев. До сих пор горят и пылают… не показалось.

Тимур

— Что сейчас с рабочим? — спрашиваю зама.

— По-прежнему без сознания.

— Остальных допросили? — пытливо смотрю в его глаза.

Алимов был ответственным за тот объект, где рабочий получил травмы, несовместимые с жизнью. Сейчас он под аппаратами, но показатели — критические. Это добавило головной боли, проверок и дополнительных проблем.

— Пока… пока нет, Тимур Каримович, но сегодня как раз собирался туда ехать…

— Я с тобой.

Захлопываю крышку ноубука, беру с собой ключи от автомобиля и телефон. Я всегда должен быть на связи, когда мой сын не со мной.

Мы с Алимовым спускаемся на парковку, разбредаемся каждый в разную сторону. Мой взгляд цепляется за знакомую фигуру. Короткие чёрные волосы, очки в золотистой оправе. Это доктор Семёнова, и её автомобиль припаркован прямо возле моего. Она сразу же замечает меня. Машет рукой, обходит свою машину и, стуча каблуками, направляется в мою сторону.

— Здравствуйте, Тимур Каримович! Как Ваши дела? Как сынишка?

— Здравствуйте, Варвара Степановна.

Бросаю взгляд на автомобиль зама и вижу, как он трогает с места. Я тоже тороплюсь, но отшить женщину, которая принимала участие в рождении моего сына, не могу.

— Всё хорошо, спасибо. Артур растёт не по дням, а по часам.

— Это просто замечательно, — улыбается Семёнова. — Как… как дела с женой? Она так и не отошла?

— Нет, Варвара Степановна. Лена на отдыхе, а наши отношения сейчас в процессе развода. Так будет лучше, не волнуйтесь.

— Увы, такое бывает, — вздыхает Семёнова. — Особенно, если яйцеклетка донорская.

Мы ненадолго замолкаем.

— Вы няню подыскали для малыша? — спохватывается Варвара Степановна. — Или с ним бабушки сидят, пока вы работаете?

— Яна работает няней у Артура, — произношу, глядя на часы.

— Яна?! Та самая Яна? — вскрикивает Варвара Степановна.

— Да, она согласилась.

Ну, или я не оставил ей выбора.

— Не хочу нагнетать, Тимур Каримович, но это очень и очень нехорошо… для неё же, — произносит с придыханием. — Понимаете, у матери, даже суррогатной, очень сильная связь с малышом. Именно поэтому мы рекомендуем сразу же после рождения их разлучать, чтобы связь прерывалась. А вы… Вы, получается, сделали её ещё крепче.

Я пристально смотрю на Варвару Степановну. Она права, наверное. Со своей колокольни мне сложно судить — на тот момент, когда я делал Яне предложение, я руководствовался только тем, чтобы моему сыну было хорошо. И я знал, что с Яной будет.

Сейчас я вспоминаю, как Яна сидела в кресле-качалке и кормила грудью Артура. Как нежно смотрела на него и отдавала ему свою любовь и ласку, словно собственному ребёнку. Наверное, я и впрямь вскрыл ящик Пандоры, но другого выбора ни у меня, ни у неё не было.

— Мне пора, Варвара Степановна, — щёлкаю брелоком, открываю дверцу и сажусь на переднее сиденье. — Был рад повидаться.

Она ничего не отвечает. Смотрит на меня своими маленькими глазками, прищуривается и, должно быть, осуждает.

* * *

Когда приезжаю на объект, где случилось происшествие, Алимов уже собрал всех рабочих, которые были задействованы на стройке вместе с пострадавшим в тот день. Мой заместитель задает им обычные вопросы, просит поминутно рассказать, как так произошло, что каменщик вывалился из окна третьего этажа.

Парни толкают одну и ту же версию — случайность и глупейшая ошибка. Ничего нового.

— Что думаешь? — спрашиваю зама чуть позже, после допроса.

— Стройку могут надолго заморозить, если быстро не замять это дело, — произносит Алимов. — Одно для меня ясно — каменщик был виноват. Думаю, они выпивали. Все вместе.

— Какого чёрта?! — вспыхиваю от злости. — С чего ты взял?

— Мне так показалось, — пожимает плечами Алиев. — Надо в больницу заехать, предложить деньги родственникам, поговорить с врачами, не нашли ли в крови алкоголь.

— Я поеду туда один. Ты возвращайся в офис и потолкуй с госинспекцией.

Когда стою в пробке на Садовом, непроизвольно бросаю взгляд на часы. Почти пять часов вечера. А мне ещё нужно доехать до больницы, в которой лежит пострадавший, затем вернуться в офис. Не знаю, в котором часу получится освободиться, но предложение Яны задерживаться на работе именно в эти дни, очень даже кстати.

— Слушаю, — она тут же снимает трубку.