народов Эфиопии, между тем как еще в 1784 году граф Безбородко отправил константинопольскому послу список 986 русских слов с указанием достать перевод их на «абиссинский» и «эфиопский» языки с разными диалектами. Почему они не вошли в словарь? Наверное, мы этого уже не узнаем…

Карта побережья Танжерского залива, составленная моряками фрегата «Святой Павел» в 1778 г.

Петербургским ученым, в том числе Д. А. Ольдерогге, удалось выяснить, откуда появились остальные слова в этом собрании, но это уже тема отдельного, очень интересного рассказа — в другом месте.

Матвей Григорьевич Коковцев. Отечественные арабисты назвали этого человека «первым русским африканистом». Почему? Да потому, что его записки об Алжире и Тунисе последней четверти XVIII века — ценный памятник культуры, прямое свидетельство того, что и в среде русской интеллигенции распространялись идеи европейского Просвещения…

Родом из старинной дворянской семьи, Коковцев служил на Балтике и «плавал волонтером на мальтийских галерах», ходил по Средиземному морю с эскадрой против турок. После победы над турками, когда пиратство в североафриканских водах ослабело, появились возможности для исследований и налаживания контактов. Капитан-лейтенант Коковцев подошел для этой цели. Под видом простого путешественника на итальянском судне он прибыл в Тунис и был представлен бею… А чуть позже, уже на французском корабле, он отправился и в Алжир. Источником сведений для него служили как личные наблюдения, так и рассказы европейских и африканских купцов. Использовал он и классические, но малоизвестные тогда в России труды об Африке, например книгу Льва Африканского.

В своих трудах Коковцев последовательно проводил свою точку зрения на «варварские народы», оспаривая мнение предшественников о них, как о людях «злонравных, беззаконных и жестокосердных». «Ошибочно, — пишет он, — само утверждение, что североафриканцы превосходят жестокостью и дикостью все европейские народы», — в Калабрии и даже в Сицилии, да и в Испании он видел ничуть не менее жестокие нравы и обычаи. «Упражнения их (тунисцев — Авт.) в морском разбое происходит не от злонравия, — заключает он, — но от злоупотребления тиранского над ними правительства, которое от сего промысла великий имеет выигрыш».

То были довольно смелые для России 80-х годов XVIII века взгляды.

А теперь — на юг.

В конце XVIII века в Капштаде уже можно было встретить русских людей. В 1959 году в Ленинграде, в Пушкинском доме, были обнаружены бумаги: «Африканские дневники, записи и письма из Африки Герасима Степановича Лебедева». Они относятся к 1798–1800 годам. Как он попал в далекую Южную Африку? Будучи музыкантом и человеком легкого нрава, он покинул Европу, побывал в Индии и приплыл оттуда на английском корабле в Южную Африку. Здесь он встретился с Юрием Лисянским, который в числе других молодых офицеров флота был отобран для прохождения практики в английском военном флоте — по указу Екатерины II. Лисянский как-то нехорошо отозвался о Лебедеве: «Мне нетрудно было в несколько часов разговора узнать, что это один из тех характеров, которые не могли жить в своем отечестве от распутства, таскаются по свету, не делая ни малейшей чести нации к которой принадлежат; коротко сказать, он от долгов уехал из Европы и в точно таком же положении оставил Индию».

Действительно, Лебедев выглядел странно в глазах блестящего морского офицера, у него была устаревшая речь, растрепанные волосы. Но ведь соотечественник, петербуржец! За границу попал с посольством графа Разумовского, взявшего с собой 28-летнего музыканта в Италию. Потом — Индия, не без помощи цесаревича Павла Петровича. Признание таланта в этой далекой стране. Изучение нравов, музыкальной культуры, бенгальского языка… Впоследствии несколько книг… Нет, не прав был Лисянский!

Он добрался до родины и стал работать в азиатском департаменте коллегии иностранных дел. А его коллекцию раковин с интересом рассматривали Жуковский и Вяземский.

Столетие девятнадцатое

XIX век заметно приблизил к нам Черный континент, и эта глава обещает быть самой насыщенной. С чего же начать этот век? Зацепившись за предыдущий сюжет, мы задержимся на крайнем юге Африки, в Капской колонии, крае далеком и неведомом. Познакомиться с ним отечественный читатель смог во многом благодаря сочинениям Василия Михайловича Головнина, замечательного русского офицера, который на шлюпе «Диана» обогнул Африку и долгое время гостил в южноафриканском порту Саймонстаун (тогда он назывался Симансштадт). Пребывание затянулось… на год! Политическая обстановка в мире тогда была напряженная. Англичане из союзников становились противниками, и в тех уголках земного шара, куда направлялась «Диана», это грозило самыми печальными последствиями. В Южной Африке шлюп взяли под неусыпный контроль. И все же капитану удалось под прикрытием шторма вывести в мае 1809 года судно из порта, и оно благополучно пришло в Петропавловск. Потом Головнина ждало еще много приключений — трехлетний японский плен, кругосветное плавание… Но нас больше волнуют его южноафриканские записи. Он оставил превосходное описание Кейптауна (Кап-штата), местных племен и нравов буров:

«В Капском полку все офицеры и унтер-офицеры — европейцы, а рядовые — готтентоты. Они чрезвычайно проворны, имеют верный глаз и твердую руку, а потому стреляют очень метко и так скоро бегают, что в строю офицеры и унтер-офицеры верхами, иначе они не успели бы двигаться за своими рядовыми. Готтентоты имеют один самый важнейший недостаток в солдате: они великие трусы. Свист пушечного ядра, вид убитого товарища тотчас их в бегство обратит; содержатся и довольствуются во всем они наравне с английскими солдатами».

Очень забавны наблюдения Головнина в публичной городской библиотеке:

«На столе увидел я огромную книгу, в которую библиотекарь записывал книги, даваемые им для чтения. Развернув оную, я нашел, что в ней очень мало листов было исписано, и, пока товарищи мои занимались рассматриванием других предметов, я из любопытства стал считать, сколько книг прочитано и сосчитал, что с 1789 по 1808 год, то есть в 19 лет, капштатская публика прочитала 87 книг.

Другая странность сей библиотеки не может избежать внимания никакого посетителя и всякого заставит усмехнуться. Это расположение книг на полках по ранжиру. Они расставлены не по предметам, о коих в них писано, не по языкам, на которых они писаны, и не по авторам, кем они писаны, а по величине их формата, таким образом, книги в лист занимают правый фланг, за ними следуют в четверку, и так далее до самых малорослых. А что всего смешнее, то, хотя книги стоят не в глухих шкафах, а на открытых полках, однако ж над каждым отделением прибиты доски с надписями Folio Quaito и проч.».

Автор упорно называет южноафриканские города их старыми, бурскими именами,