Код был совсем простой.

Снотворное Ленька привез миллион лет назад из Швейцарии. Принимал редко, так что от пяти блистеров в коробке оставалось еще три с половиной. Таблетки сквозь тонкий полупрозрачный пластик выглядели мирно, безобидно — только мелкие буковки инструкции предупреждали об опасности.

Назывался препарат сложно: Леля попыталась прочитать вслух — не получилось. Собственный голос в безмолвии кабинета показался пугающе чужим.

Леля осторожно поставила коробку с непроизносимым названием на стол, покачала на ладони телефон. Словно от этого в блестящем телефонном тельце мог образоваться чей-нибудь голос. Сперва засветится дисплей, аппаратик задрожит, потом польются звуки: песенка из фильма «Верные друзья», сообщающая о звонке Дима, колыбельная Дебюсси (Ульяна), мелодия Эннио Морриконе из «Однажды в Америке» (Шухов), заливистый хохот — Мика. Тогда можно будет нажать «принять вызов».

Или даже глупая детская песенка «Мы едем-едем-едем»… Нет. Даже и не выдумывай.

Телефон, конечно же, молчал. Кто бы сомневался!

Она пересчитала таблетки.

Всезнающий интернет, подтверждая инструкцию, говорил, что препарат с непроизносимым названием — мощный, и нужно его совсем немного, если считать на Лелин вес, — она всегда была тоненькая, вот просто не поправлялась, и все! Ленька, подхватывая ее на руки, смеялся: вес барана. Тогда это вовсе не звучало обидно — просто весело. А сейчас… Вес барана. Тупого, бессмысленного, вечно ведомого, неспособного на самостоятельные действия. Бессмысленная тушка.

Зато нетяжелая. Таблеток оказалось больше, чем нужно. Если верить интернету, хватило бы и половины. Вот и отлично. Ей нужно было — наверняка. Там, где-то, в каких-то неведомых далях, ждет ее Ленька. Притопывает нетерпеливо: ну ты и копуша!

И плевать, даже если на похоронах всякие идиоты станут брезгливо отворачиваться от закрытого гроба! Ей-то будет все равно! Она уже встретится с Ленькой!

Впрочем, широкие раздвижные двери, ведущие на террасу, Леля все-таки распахнула — холод замедляет разложение, может, когда ее найдут, тело еще будет прилично выглядеть?

Выщелкнула таблетки из блистеров, поразмыслила: не растереть ли их в кашу для гарантии? А! И так сойдет.

Сошло не очень. Некрупные таблетки оказались какими-то ужасно неудобными. Сперва она попыталась толкать в рот сразу по несколько штук, но они «убегали», прячась под языком, за деснами, за щеками. Пришлось глотать по одной. Стискивая в ладони горсть смертоносных маленьких дисков, она добрела до кухни, налила еще муската, чтобы запивать им, — так глотать оказалось почему-то проще. К тому же инструкция предупреждала, что алкоголь усиливает действие препарата, поэтому — нельзя, нельзя, нельзя ни в коем случае! Ну это кому нельзя, а ей — в самый раз…

Она будет наконец с Ленькой! И Джой, наверное, там же… Здоровенный лохматый красавец. Или там он встретит ее щенком? Как тогда…

Десять лет назад. Или уже двенадцать?

По утрам детей отвозил на уроки Ленькин водитель, после занятий забирала Леля.

Кварталах в трех-четырех от «неплохой» школы была еще одна. Проезжая мимо, Леля всегда пугалась. Правое крыло здания, рассеченное двумя здоровенными трещинами, закрыли как аварийное. Облезлый щит на решетчатом заборе сообщал: «Ремонт ведет СМУ какое-то там». Должно быть, часть учеников перевели в другие школы, оставив только старшие классы. Визгливые, жирно накрашенные девицы в ультракоротких мини или блестящих лосинах, не скрываясь, курили возле школьного крыльца. Или даже пили пиво — правда, на заднем дворе, но тоже не особенно скрываясь. Леля сама видела!

В тот раз на заднем дворе пиво не пили. Вместо этого несколько парней играли в импровизированный волейбол. Точнее, в некую странную комбинацию волейбола и футбола. Мирная, почти идиллическая картинка: яркая зелень молодой травы под обшарпанной стеной, брошенные кучей сумки и куртки и упоенные собственной юностью парни.

Только мяч, летавший меж их руками (и ногами!), был какой-то странный. Пестрый и неровный, вроде скрученного в узел комка тряпок.

Леля притормозила невольно. И услышала визг — как раз в этот момент один из парней подхватил падающий «мяч» на носок ботинка и мощным красивым ударом отправил его в высокий полет через весь круг играющих.

Господи, он… живой?!!

Принимающий «пас» подставил под летящий сверху комок визга сцепленные в замок руки… р-раз!

В Лелиных глазах на мгновение потемнело — от ужаса, должно быть. И своего, и этого лохматого беспомощного комочка.

В себя ее привел суровый командирский голос:

— А ну-ка прекратите!

Выдохнула от облегчения — всегда, всегда найдется тот, кто спасет! — и только тогда поняла, что голос — ее собственный. А сама она стоит возле оторопевших — но ухмыляющихся! вот ужас-то! — парней, прижимая к груди их «игрушку». Как, как она ухитрилась выхватить несчастную жертву в момент очередного броска?!!

Следующие несколько минут Леля помнила плохо. В памяти осталось только то, как она, брезгливо поджав губы, сухим деловитым тоном несла какую-то немыслимую ахинею:

— Значит так, мальчики. Милицию (да, тогда еще была милиция) я вызвала, машина уже в пути. Так что вариантов два. Либо вы стремительно с места происшествия испаряетесь, — вместо «испаряетесь» она произнесла совсем другое слово — она, нежная ромашка с филфака, красневшая при слове на букву «ж»! — Либо действуем в рамках законодательства. Составляем протокол, ну и далее со всеми остановками. В кодексе как раз статья новая появилась, про издевательство над животными, до пяти лет, если кто не в курсе, как для вас готовили.

— Ты чо, теть, с дуба рухнула? — рявкнул один из «игроков», ниже всех, тощий, в мешковатых черных штанах и черной же футболке, с которой скалился белый череп с окровавленными зубами. — На понт берешь, что ли?

— Да она сама, небось, из ментовки, — негромко предположил выглядывавший из-за его плеча белобрысый приятель.

— Вот эта? — Горластый сморщился. — Хотя кто их разберет, если не из ментовки, а чья-то телка, неизвестно, что хуже. — Он дернул плечом и скомандовал: — Валим от греха.

Сработал ли фактор неожиданности или уверенный Лелин тон — ясно же, что так деловито-небрежно может разговаривать только тот, кто абсолютно не сомневается в своем на то праве, — но они действительно «испарились»!

Несколько лет ее трясло при каждом воспоминании: а если бы это случилось на обратном пути, когда дети сидели в машине? И даже так, как случилось: эти… могли ведь и ее, как того щенка, избить до смерти! Очень даже просто. Как вообще она туда полезла?! Как будто и не она вовсе, а какой-то совсем другой человек вдруг проснулся. Незнакомый и, что греха таить, пугающий. Утешала себя: зато теперь знаю, что такое «безумие и отвага». Бесценный опыт, что и говорить.

Платон и Ульяна хором заявили, что домой — обедать — можно и попозже, а сперва надо отвезти пострадавшего к врачу. Щенок — совсем крошечный, размером не больше боксерской перчатки — лежал на переднем пассажирском сиденье пластом: один глаз распух до полной невидимости, второй, полуоткрытый, подернулся пугающей белесой пленкой, нос горячий, лапы неестественно вывернуты. Только раздающееся время от времени слабое попискивание свидетельствовало: пациент пока жив.