Вне семьи дела обстоят не слишком хорошо. Отсутствие организации и бестолковость не уменьшились. Почти каждый день возникают новые комитеты, комиссии, устраиваются заседания, а результат все тот же. Организация общества в земствах и городах ничуть не лучше. Однако это официальная сторона дела, представленная теми, кто управляет, люди же, подлинно воплощающие собой Россию, выше всяких похвал. Никто не ворчит и не падает духом, нет даже горечи, которая была бы вполне естественной. Тяготы переносятся, успехи принимаются без шума и хвастовства, и твердая уверенность в победе – какой бы ни была цена – растет с каждым днем. Люди достойны восхищения и лучшего будущего, хотя мы никогда не будем ни англичанами, ни французами, и маловероятно, что мы достигнем того уровня независимости и гражданской мудрости, который позволил бы нам обойтись без западной опеки.

Мария весьма рассудительна, – писал он Оттолайн, – и каким бы неотразимым ни был Анреп, требуется все-таки участие обеих сторон, чтобы совращение увенчалось успехом ‹…› Мария, кажется, очень и очень счастлива; единственная ложка дегтя – это Ваш ужас перед поведением Анрепа и, как следствие, неодобрение ее поступков.

В воскресенье утром появился Анреп в сопровождении двух русских офицеров. Они были в парадной военной форме и русских сапогах. Они были невыносимы с их душевной дикостью и грубостью. Они смеялись по поводу военных зверств: “Конечно, это было с обеих сторон, солдаты жгли и грабили, где бы ни находились”. Без сомнения, такое признание гораздо честнее, чем все наши возвышенные представления о войне, но я просто онемела.

Можно только открыть рот в болезненном недоумении, глядя на ‹…› Анрепов со всего света, порабощающих венецианок одним лишь нахальным напором. Чем наглее манеры, тем быстрее и окончательнее победа. ‹…› Наблюдая манеры Анрепа в течение недели, приобретаешь потрясающий опыт.

устроил солдатам прощальный вечер вместе с Огастесом Джоном. Подрался на улице с кондуктором и полицией.

Целую.

Хелен, дорогая! Я так рада, так рада за тебя – ты, должно быть, так счастлива, что Б. с тобой или недалеко от тебя, и я рада, что он наконец вернулся к couche matrimoniale[39], я давно и много раз говорила ему – он женится на тебе, и у вас всех будет нормальная, настоящая, прекрасная жизнь. Иногда мне хочется получать от тебя писем побольше, хочется увидеть тебя и детей, поговорить с тобой, но жестокая судьба смеется над нами, и война разъединяет.

Теперь я нахожусь в новом месте, и на этот раз одна. Это дачное местечко, милое и живописное, с множеством полуразрушенных вилл, холмами и лесами вокруг. Здесь есть и озеро с романтическим названием Лебединое. От города довольно далеко, зато это самое близкое место к линии фронта. Думаю, что нет ни одной женщины, которая была бы ближе к фронту, чем я. Мой славный домик стоит посередине холма, рядом и позади меня артиллерийские батареи, и, поскольку немцы в них целят, я постоянно нахожусь под огнем. Вся земля вокруг покрыта осколками. Все грохочет. Стреляют не переставая день и ночь. Вчера они хотели атаковать нас, и что за ночную музыку мы слушали! Здание сотрясалось, я спала вместе с солдатами в блиндаже. Странное чувство испытываешь, находясь под обстрелом, я очень устаю от грохота, хотя пытаюсь привыкнуть. Я вижу здесь простых и серьезных людей, настоящих героев, целые полки, покрытые славой. Теперь, когда я узнала, что значит находиться под огнем, то просто не могу найти слов, чтобы описать их героизм. А ведь многие из них молоды, совсем еще дети. Но их не назовешь “интересными людьми” в нашем понимании.

Здесь у меня есть ванна и чайный барак, шесть лошадей и аппарат для дезинфекции – все это в моем ведении. Приятно смотреть, как солдаты и даже офицеры радуются, что вымылись. Здесь немного народу, но все они каждый день смотрят в лицо смерти, это серьезное место. И насколько все кажется абсурдным в солнечный весенний день!