Какое-то время Лева прикидывал, как разжать створки лифта и попасть в шахту. Ничего не придумывалось, только время зря потратил. Ясное дело, нужен какой-то рычаг, например, ножка стула, но стульев как раз в комнате ни одного. А столик… Лева проверил — столик пластиковый, хлипкий, почти ничего не весит и решительно ни на что не годится. Лева сердито крякнул.

Вот бы меч! Длинный, тяжелый двуручный меч очень бы подошел. И гномский топор, хотя бы тот, серебряный, который Лева получил от Инго и держал дома, тоже был бы кстати. Никакой стеклопакет не устоит против доброго топора…

В шахте снова заурчало. Лева схватил столик за ножки — ну, пусть только этот сюда сунется… Глупо, конечно, сражаться с чёрным магом каким-то там журнальным столиком, но и вовсе с ним не сражаться тоже глупо. Нашел тоже живца, Мутаборище…

Лифт с легчайшим щелчком остановился. Двери не открылись.

Лева затаил дыхание. Нет, точно никого.

«Так это для того, чтобы я в шахту не полез! — осенило его. — Ну да, ясно, что раз нет электричества, лифт совсем другие силы поднимают… Он что, мысли читает? — Лева отчаянно замотал головой и с яростью подумал: — Ну и пусть читает, раз ему интересно! Не могу же я вообще остановить мыслительный процесс!»

Он снова уселся на ковер.

Значит, в шахту нельзя. Остается окно. Закрытое. Стеклопакет. Их даже опытные взломщики, говорят, открыть не могут.

А я — неопытный гном. Но очень, очень рассерженный. И упертый.

Стеклопакет. Поставили его недавно, а гостиницу строили давно. Это что значит? Это значит, что стена каменная, а не бетонная… то есть бетон вокруг окна имеется, но немного. И камни вокруг окна… и бетон… пошли слегка наперекосяк. Иначе быть не могло.

Лева вскочил, поднял руку к лицу, чтобы поправить очки, и со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы — очков-то нет. Ладно-ладно.

Он пошел к окну, запнулся о невидимый угол ковра и едва не упал. Тьфу ты!

Потом Лева приложил ладони к стене под окном и крепко зажмурился, чтобы сосредоточиться.

Он чуть не отдернул руки. Ему показалось, что стена дрожит крупной дрожью, как озябшая собака. Камни боялись! Ничего себе, это как же тот их так напугал? Лева осторожно погладил стену, стараясь успокоить камни, потом легонько постучал по ней костяшками. Но камни нипочем не хотели отвечать — если бы они были людьми, они бы, наверное, мотали головой и закрывали лицо руками. Ничего себе — так напугать камни…

«Ладно, — решил Лева. — Разговаривать мне с ними пока не надо. Надо понять, где у них слабое место!» Он зажмурился ещё крепче и боком двинулся вдоль стены. Есть! Лева почувствовал разбегающиеся в толще стены невидимые глазу трещины — так ясно, как если бы он их видел сквозь обои и штукатурку. У него под веками словно отпечатался отчетливый цветной рисунок. Это было даже красиво — красновато- рыжая кирпичная стена и в ней — узор трещин, что-то похожее на застывшие в камне фейерверки. Или даже не застывшие, а медленно-медленно разлетающиеся… И где-то есть главный огненный цветок, громадная снежинка, от которой летят все остальные… Вот её-то и надо найти. И если камни не хотят подсказывать — обойдемся и без них. Значит, надо кончиками пальцев простучать стену вокруг окна везде, куда можно дотянуться. Приступим…

Леве показалось, что у него ушло на это несколько часов. Он работал с закрытыми глазами, а когда открыл их и близко поднес к глазам часы, то страшно удивился. Оказывается, прошло всего минут двадцать! Ничего, работа нескучная. А главное, теперь все ясно и можно действовать.

Он подтащил к окну оба кресла. Это было нелегко — колесики отчаянно цеплялись за ворс ковра. Потом он попытался сдвинуть диван, но быстро махнул на это рукой — диван стоял насмерть. Потом он открыл холодильник и, взвесив в руке, выбрал там самую объемистую и тяжелую бутылку. И отошел от окна подальше, держа бутылку, как гранату.

«Извините, камушки, так надо», — Лева замахнулся и…

Когда-то друзья-музыканты привезли маме Соне для крошечного Левы из-за границы особенный небьющийся рожок, расписанный зелеными утятами и сиреневыми крокодильчиками. Мама Соня очень гордилась выдающимся рожком и хвасталась им направо и налево, потому что все знакомые младенцы сосали молоко из стеклянных рожков, которые разбивались очень легко. И вот она показала подарок дедушке Дайну, а дедушка Дайн, человек практического склада, решил все проверить и с размаху хватил рожком об пол. А потом, сметая в совок мелкие осколки утят и крокодильчиков, объяснил онемевшей маме Соне, что рожок разлетелся вдребезги не потому, что был чем-то плох, а потому, что у каждого предмета есть свое слабое место и про это придумали науку сопромат. От этого ученого объяснения мама Соня впала в такую задумчивость, что даже сердиться не стала.

Потом, когда Лев вырос, дедушка Дайн рассказал ему эту историю, и Лева запомнил: слабое место есть у каждого предмета. И у египетской пирамиды, и у Великой Китайской стены. А ещё потом, в подземельях Радинглена, он узнал, что гномы прекрасно умеют находить слабые места. Иначе все подземное строительство и рудное дело шло бы в два раза медленнее.

…Лева размахнулся и со всей силы швырнул бутылку в стену на полшага левее окна и метра на полтора от пола. И попал.

Сначала ничего не произошло. Бутылка, отлетев от стены, упала на пол и не разбилась — только вяло, беззвучно прокатилась несколько шагов по толстому ковру. Лева замер. Ну! Ну же!

Что-то тихо хрустнуло — будто кто-то вдалеке наступил на сухую ветку. Потом хрустнуло громче, а потом затрещало, будто этот кто-то с размаху свалился на кучу хвороста.

Это рвались обои. Лева почувствовал, как камни завибрировали и вокруг окна побежала трещина. Он поспешно подобрал бутылку и ударил ею в нижний угол рамы. Новенький стеклопакет накренился и рухнул в комнату — на заботливо подставленные кресла.

Есть! В комнату хлынул морозный воздух. Даже в груди закололо тысячью ледяных иголочек. Лева только сейчас понял, как же душно было в этой проклятой комнате.

— Ух ты, — потрясенно выдохнул он — получилось! — и высунулся в пролом.

Надо же, как тихо, — будто в лесу. Что это? Показалось? Где-то внизу и вдалеке перекатился глухой тяжелый стук — и замер.

Лева подышал-подышал, потом сощурился, вытянул руку и провел по заиндевелому фасаду. Карнизов поблизости не наблюдалось — стена была совершенно гладкая. Даже лепнины никакой. Вид из окна — Лева сощурился ещё сильнее — был как положено в центре города: с расплывчатым памятником, туманной площадью и смутным куполом какого-то собора. Подробнее ничего разглядеть не удалось. Внизу — эх, пригодился бы фонарик, фонарик в рюкзаке тоже был! — проглядывало нечто похожее на балкон.

— А вот если начать сейчас думать, — пробормотал Лева, — то я струшу и останусь здесь. И замерзну. И зачем тогда было стараться?

Он ещё раз оглядел пролом. Ха-ха! Выглядела дыра в стене так, словно тут по меньшей мере что-то взорвали. Причем поработала над этим целая бригада стройных мускулистых ребят в оранжевых майках. А вот же вам!