Не спуская взгляда с Филина, он скользнул вперед, протянул руку и двумя пальцами снял с полки увесистый том. «Жизнь животных», часть вторая — «Птицы».

И швырнул книгу Филину.

В последний момент волшебник отдернул руки, и книга рухнула на пол. Теперь она была ещё толще, а на глянцевой обложке щетинились готические буквы и белело усатое личико с черной косой челкой.

— «Майн Кампф», — так же мягко пояснил незваный гость. — Я и тебя так могу, словесник.

— Нет, — хрипло ответил Филин. Воздух в комнате стал твердым и жестким, как лед, и царапал легкие.

— Твое любимое слово, — ещё шире улыбнулся гость. — Могу-могу, не сомневайся. Но, знаешь ли, не хочу. Пока что. Вот что, мейстер Глаукс, довольно нам с вами воевать. Устал я от этого, да и глупо…

Филин опустил взгляд. Как он стал хорош. Действительно мастер. Мастер превращений и иллюзий.

— Конечно, вашей хваленой гордости, Андрей, такое предложение — нож острый, — гость опустился в кресло и положил ногу на ногу. Смотреть на него было трудно — как будто прямо перед глазами сверкали вспышки сварки. — Но теперь вам придется подумать и о моей гордости. Давно прошли те благословенные времена, когда вы могли со мной тягаться.

— Действия нашего с вами общего ученика были мне очень на руку, — снова улыбнулся гость. Филин счел за лучшее смотреть под ноги. — Мальчик даровитый, но он даже сам не знает, как мне помог.

Гость выжидал, барабаня по подлокотнику, но Филин молчал.

— Понимаю, вам непросто привыкнуть к этой мысли — ах, все ваша хваленая гордость, сколько от неё помех в жизни… — Изморин сочувственно вздохнул. — Но теперь придется поверить, дорогой мой, придется! Я понимаю, после всего, что произошло… После всего, что нас связывает, Андрей, вам, конечно, трудно представить себе, что мы можем и объединить наши усилия. Только не горячитесь! Бог свидетель, я действительно устал драться с вами. — Он развел руками. — Как-никак, вы самый серьезный мой противник, как ни смешно это звучит, — не считая, конечно, одного рыжего мальчика голубой крови, но его можно в расчет не принимать — он-то никогда не поднимет на меня руку. Нас с ним, знаете ли, тоже многое связывает.

— Бог свидетель? — впервые подал голос Филин.

Гость рассмеялся.

— Все к словам цепляетесь, узнаю. Все по мелочам, по мелочам… Так вот, я предлагаю союз, — благодушно сказал он.

— Условия? — хрипло поинтересовался Филин. «Интересно же, во сколько он меня оценил…»

— Молодец, — одобрил гость, пристукнув ладонью по подлокотнику. — Очень просто — жизнь в обмен на полную покорность. — Он больше не улыбался.

— Обхохочешься, — бросил Филин.

— А ты посмотри на меня, недоумок, — гость поднялся пружинисто и легко, как юноша. — На меня и на себя. Помнишь, как ты наскакивал на меня, петушок? «Ах, не трогайте Белую Книгу, ах, не становитесь доппельгангером, это нехорошо, это неэтично!» — передразнил он нарочито тонким мальчишечьим фальцетом. — Стал бы я тебя слушать! Тогда ты был совсем юнец, какие-то двадцать лет, смешно вспомнить. А мне уже тогда было за семьдесят. Помнишь? Так вот посчитай, сколько мне сейчас. И посмотри на меня. Посмотри повнимательнее, нечего глаза опускать! Таким я буду очень долго, а если у меня все получится в этом городе — а у меня все получится — я буду таким всегда! А ты уже почти старик. Лет через десять — да что я, куда скорее — ты впадешь в детство. Если, конечно, тебя ещё раньше не скосит какая-нибудь ваша человечья болезнь— инфаркт там, инсульт… Если я тебя сейчас не убью… А живешь-то ты один, и никто о тебе не вспомнит…

«Ну и монологи, — подумал Филин. — Так и ищет, куда бы побольнее пнуть. Но какого лешего он порет эту чушь? Я же прекрасно понимаю, зачем он здесь!»

— Из моего предложения логически следует вечная молодость. И возможность умереть, когда и как захочешь, — отчеканил Изморин. — Бессмертия я тебе не предлагаю, раз уж у тебя предрассудки…

«Господи боже мой, — с трудом подумал волшебник, — это что же, он надеется меня так купить?»

Гость помолчал и снова сел в кресло. Сквозь тёмные очки глянул на тускло блеснувшие часы.

— Нет, уже не покупаю, — прищурился он. — Знаешь, Андрей, я передумал. Кажется, я зря разоряюсь.

— Совершенно верно. Едва ли я буду для вас ценным союзником. — Филин закашлялся — говорить было все труднее. — Нет.

Гость снова помолчал.

— Очень жаль, — процедил он. — Оч-чень жаль. Что ж, ты сам виноват.

Он поднялся и прошелся по комнате, искоса поглядывая на Филина.

— А ведь у тебя был талант, — продолжал он. — Своеобразный, конечно, но талант. Я даже готов допустить, что в свое время ты был ничуть не слабее меня. И что ты с ним сделал? На что разменял свою жизнь? На служение захолустной королевской семейке? На глупую любовь к рыжей красотке, превратившейся в стервозную седую толстуху? Стоять!

У гостя была очень хорошая реакция. Он успел вскинуть руку, когда Филин был в каком-нибудь метре от него.

— Я советовал не горячиться, — негромко уронил гость. — Но ты даже этот совет до конца не дослушал. Так что — получай.

Филину показалось, что воздух в комнате пошел трещинами, как тонкий ледок в луже под ногами. Должно быть, вот так чувствует себя бабочка, живьем насаженная на булавку. Бабочка… Крупный экземпляр в коллекцию. Было очень больно. Филин попробовал сделать ещё шаг. Куда там…

— Да, этот товар не по мне. — Гость ощерился. — Ещё силы тратить, возиться с твоей строптивостью. Нужен ты мне, старый и больной! Я лучше выпью тебя, как хорек — яйцо, — с расстановкой просмаковал он. — У меня, знаешь ли, в запасе твои… ха-ха… как бы внуки. Девочку я уже уговорил, она, считай, моя с потрохами. Мальчишку в крайнем случае придется убить, хотя крайнего случая не будет.

Филин снова попытался рвануться, но тело было совершенно ватным. И мизинцем не пошевелить…

— Есть много интересных способов убивать магов, — деловито сообщил гость. — Ну-ка, повторим пройденное. Не помнишь? Так я тебе напомню. — Жестом профессионального музыканта гость пошевелил длинными белыми пальцами в воздухе. — Семьдесят седьмое заклинание Вифстранда… м-м-м… не пойдет, безболезненно, мне так неинтересно. Танец Кавасаки типа А-штрих — занятно, эффектно, но долго. Восемнадцатый канон — нужны двое на двое…

«Увлекся, — стараясь не скривиться, подумал Филин. — Есть ещё зеленый луч — делается одними глазами. Не смертельно, но чувствительно…»

Гость охнул и согнулся пополам.

— Хорохоришься… — прошипел он, выпрямляясь. — Ну-ну, потрепыхайся напоследок. Потешь себя иллюзией, что у нас честный магический поединок. Как будто они бывают честными! Но ты же всю жизнь живешь иллюзиями. Давай, попробуй ещё, ну! Выдохся? Тебе меня все равно не одолеть.

«Что да, то да, — мысленно согласился Филин. — Но дел ещё куча. Понять, что он затеял. Выяснить, что он там напел Лизавете, и, главное, где она сейчас — неужели у него в логове? Отхлестать эту тварь по щекам за Таль. Предупредить Инго. — Думалось на удивление спокойно, как будто один Филин сосредоточенно и неторопливо наблюдал со стороны за другим, скорченным от боли. — А что больно — это ничего, эта гадина с Инго ещё и не такое делала…»