Травмированные люди страдают от ущерба, нанесенного базовым структурам «я». Они теряют веру в себя, в других людей и в бога. Их самоуважение подрывается опытом унижения, вины и беспомощности. Их способность к близости нарушается из-за сильных и противоречивых чувств зависимости и страха. Идентичность, которую они сформировали до травмы, оказывается безвозвратно[193] разрушена. Пережившая изнасилование Нэнси Зигенмайер так свидетельствует об этой утрате «я»:

Основным фактором, определяющим психологический ущерб, является сам характер травматического события. Индивидуальные личностные характеристики очень мало значат перед лицом сокрушающих событий[196]. Существует простая и прямая связь между тяжестью травмы и ее психологическим воздействием, чем бы оно ни выражалось – числом пострадавших, силой или длительностью урона[197]. Исследования войн и природных катастроф отражают кривую доза-эффект[198], в которой чем сильнее воздействие травмирующих событий, тем больше процент населения с симптомами посттравматического стрессового расстройства[199].

В национальном исследовании адаптации к мирной жизни ветеранов Вьетнама солдаты, бывшие на передовой, сравнивались с солдатами, которых там не было, и с гражданскими лицами. Через пятнадцать лет после окончания войны свыше трети (36 %) вьетнамских ветеранов, которые испытали на себе тяжелое воздействие войны, по-прежнему отвечали критериям диагноза ПТСР. И лишь 9 % ветеранов с невысоким или умеренным уровнем воздействия боевой обстановки, 4 % ветеранов, не воевавших во Вьетнаме, и 1 % гражданских лиц были подвержены этому расстройству[200]. Приблизительно вдвое большее число ветеранов, у которых в момент проведения исследования присутствовал этот синдром, ощущали его симптомы на том или ином временном отрезке после возвращения домой. Таким образом, примерно три из четырех, испытавших сильное воздействие боевой обстановки, страдали посттравматическим синдромом[201].

Если тяжелое травмирующие воздействие произошло, от его последствий никто не застрахован. Ленор Терр, работавшая с похищенными и брошенными в пещеру школьниками, обнаружила у всех детей посттравматические симптомы как непосредственно после события, так и при повторном исследовании через четыре года. Фактор неожиданности, угроза смерти и сознательная невообразимая злонамеренность похитителей – все это внесло свою лепту, усилив воздействие травмирующего события, несмотря на то, что дети не пострадали физически[202]. Энн Берджес и Линда Хольмстрем, которые беседовали с пережившими изнасилование женщинами в отделении неотложной помощи, обнаружили, что непосредственно после нападения у всех жертв присутствовали симптомы посттравматического стрессового расстройства[203].

Повторные исследования обнаруживают, что пережившие изнасилование гораздо чаще страдают стойким посттравматическим стрессовым расстройством в сравнении с жертвами других преступлений[204]. Такие, подобные злокачественной опухоли, последствия изнасилования не должны удивлять, учитывая специфическую природу этой травмы. Важнейший элемент изнасилования – это физическое, психологическое и моральное насилие над человеком. Применение насилия – это, по сути дела, синоним изнасилования. Цель насильника – запугать, подавить и унизить жертву, сделать ее совершенно беспомощной. Поэтому изнасилование по определению имеет своей целью нанесение психологической травмы.