– Который час? – спросил он брата.

У него было впечатление, что они здесь очень давно, которое усиливалось тем, что сюда не доносились звуки извне.

– Да, уже поздно, но надо бы заняться еще этим!

Максим указал на кучу хлама, сложенного под слуховым оконцем с замызганным стеклом. Лишь взглянув на кривобокое кресло-качалку и треснувшее зеркало на ножках, Виктор безнадежно всплеснул руками.

– О нет, только не это! Я уже не в силах. В другой раз...

Его охватил приступ дурноты, уже не в первый раз.

– Пойдем, посмотрим, чем заняты дети,– решительно сказал он, увлекая брата за собой.

Нильс с изумлением заметил, что уже за полночь. Он напрочь забыл позвонить Лоре. Обстановка съемок доставляла ему ни с чем не сравнимое удовольствие, несмотря на разного рода трудности, неизбежно ведущие к перерасходу средств. Он пока не сумел приспособиться к особым требованиям телевидения, так как привык к размаху большого кино, чем раздражал находящегося здесь же продюсера.

В отель он возвращался очень поздно и был даже рад своему одиночеству. Поскольку имел возможность подумать над завтрашними сценами, над операторскими эффектами и над тем, как он будет руководить актерами. Лора незаметно отошла на второй план. Впрочем, не только она, но и большинство других проблем. Он пил, когда ему этого хотелось, без счета тратил деньги, которые ему не принадлежали, жил в воображаемом мире, спасавшем его от реального. Этот фильм был для него, как обычно, моментом, когда он мог поставить свое существование в скобки. Вокруг него были ассистенты, техники, множество людей, занятых тем, чтобы удовлетворять его желания, и он больше не чувствовал себя одиноким в этом мире и тем более в чем-то виноватым, разве что в плохо снятом эпизоде, который он всегда мог переделать. С Лорой же такое было невозможно, она затянула его в ужасающую действительность, встречи с которой давались ему со все возрастающим трудом. Как он умудрился спутать простое удовольствие с настоящей любовью? Он испытывал желание к Лоре, большую нежность, но все это было далеко от страсти. Он не мог без содрогания представить совместное будущее, потому и воспользовался первой же возможностью, чтобы удрать от Лоры. Спит ли она в этот час или думает о нем? Что делает вечерами, когда нет даже Тома, убивая время? Сожалеет ли иногда о Викторе?

Отказавшись от мысли позвонить ей, он налил ванну и, погрузившись в горячую воду, попытался сконцентрироваться на завтрашних сценах. Через пять минут он совершенно забыл о Лоре.

Бланш резко подняла голову и вперила взгляд в глаза Виктора.

– Где ты нашел это?

Слегка задетый строгостью ее тона, он ласково улыбнулся.

– На чердаке, мама. Вместе с твоим подвенечным платьем.

Он заметил, что она забеспокоилась и опустила глаза к кольцу.

– Ты рылся на чердаке... Что за глупости! Тебе больше заняться нечем?

Ему нечасто доводилось слышать, чтобы мать говорила с ним так неприветливо.

Бланш повернулась и направилась к лестнице.

– Что это было? – спросил Марсьяль.

Он был удивлен не меньше сына и смотрел на него вопросительно.

– Обручальное кольцо. Я расстроен...

– Из-за чего? Это обычный перепад настроения, Вик!

Состояние души Бланш оставляло его равнодушным, хотя этот неожиданный всплеск эмоций выглядел необычно.

– Выпьешь что-нибудь?

– Нет, я спешу, у меня встреча. Я зашел только, чтобы... сделать ей приятное, мне очень жаль.

– О, черт подери! – взорвался Марсьяль.– Перестань без конца извиняться! Ты чувствуешь себя виноватым? Ищешь искупления? Забудь о своей мамочке, она последнее время не в своей тарелке. Скажу тебе откровенно, она получила письмо от Нильса, которое совершенно вывело ее из равновесия. Не знаю, что там было, потому что она бросила его в огонь, будучи очень рассерженной, но, если хочешь мое мнение, она далека от того, чтобы простить ему то, что он сделал с тобой.

Виктор хотел возразить, но отец поднял руку и продолжил громче прежнего:

– И я с ней согласен! Я хочу только одного, чтобы мы не говорили ни о нем, ни о твоей потаскушке жене...

У Виктора и не было желания говорить о ней, но то, что мать хотела вычеркнуть из семьи Нильса, потрясло его. После долгих лет показного предпочтения подобный поворот на сто восемьдесят градусов, без сомнения, доказывал всю пропасть ее разочарования.

Занятый своими мыслями, он пришел в нотариальную контору, где работал как проклятый весь оставшийся день, разбирая накопившиеся досье. Около семи секретарша сообщила, что уходит, вскоре закончил работу и Максим. Виктору пришлось самому снять трубку, когда минут через десять зазвонил телефон.

– Нотариальная контора Казаль, добрый вечер,– сказал он по привычке.

– Виктор Казаль?

– Да.

– Это Виржини Клозель. Я вас не отрываю?

– Нет-нет.

Наоборот, ему доставило странное удовлетворение услышать в трубке ее голос.

– Это вы рекомендовали меня мадам Массабо? Послушайте, это очень любезно с вашей стороны, но по правде говоря, вы ведь не имеете ни малейшего понятия о моей компетенции!

Виктор был ошеломлен, у него неприятно защипало в носу.

– Я всего лишь сказал своей клиентке, что знаком с архитектором, вот и все. Мы ведь знакомы, разве не так? Вы совершенно не обязаны с ней встречаться, если у вас слишком много работы.

– Слишком много? Нет, не совсем... Мой заказчик из Бейнака мне отказал.

– Ну, так в чем же дело?

– Ни в чем...

После короткой паузы она заговорила опять:

– Вы, должно быть, считаете меня неблагодарной. Вы понимаете, я не люблю, когда обо мне говорят за спиной, я уже достаточно обожглась на этом...

– Но я здесь ни при чем! – сказал он сухо.

Виктор вежливо попрощался и, разозлившись, повесил трубку. Каждый считает своим долгом прочесть ему нотацию. «Перестань без конца извиняться!» – услышал он отца. Прекрасно, отныне он будет вести себя агрессивно, хватит уже со всеми любезничать! Говоря о Виржини с Сесиль Массабо, он думал сделать как лучше, но, очевидно, его соседка не любит, чтобы ей помогали, и он запомнит это.

Виржини подавленно смотрела на телефон, покусывая колпачок ручки. Что это она так набросилась на Виктора Казаля? Потому что он похож на Пьера? Это было смешно, несправедливо, глупо. Тем не менее, после того как она несколько лет терпела фальшивую благосклонность, ей этого больше не хотелось. Сколько раз Пьер представлял ее как «очень талантливую девушку»? И все это ради того, чтобы присвоить ее успех, а потом и вовсе уничтожить «очень талантливую девушку» в профессиональном плане.