— Николас… — испуганно моргнув, ответила женщина.

20 августа. Вечер

Самое противное сегодня — то, что мой отец меня так и не навестил, а самое гадкое, что он даже не позвонил. Честно говоря, я не знаю, что делать. Полли не отходит от меня ни на шаг.

21 августа

Он всё-таки появился!

Это было так неожиданно, что я чуть не сошла с ума. Он вбежал, нет, влетел, нет, ворвался в палату, точно ураган! И сразу же бросился меня целовать. Я так растерялась, что продолжала сидеть на кровати, словно китайский болванчик, с опущенными руками и кукольным, восковым лицом.

— Девочка моя! — горячо шептал он, осыпая моё лицо поцелуями. — Прости меня! Прости за то, что я заставил тебя так долго ждать! Прости за то, что вчера я не приехал и не позвонил! Прости за то, что я невольно подарил тебе целые сутки внезапного одиночества!

В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что уж слишком с большим пылом он это делает, появилось ощущение, что сейчас он извиняется передо мной, не как отец перед дочерью, а как мужчина перед любимой женщиной…

Но… как оно появилось, так и исчезло. Он взял в ладони моё лицо и долго-долго всматривался в глаза.

— Ты не сердишься на своего непутёвого отца? — чуть слышно прошептал он. — У меня действительно навалилось столько дел, что не было ни одной свободной минутки.

Какие у него могут быть дела в нашем времени?..

— Я верю тебе, папа, — почти беззвучно прошептала я. — И поэтому нисколько на тебя не сержусь. Правда, нисколечко…

Я услышала, как мой голос дрогнул и между мною и отцом упал мутный, полупрозрачный занавес. По правой щеке пробежала тонкая горячая струйка.

— Не плачь, Джина, — отец прижал мою голову к своей груди и ласково погладил по волосам. Рука у него была большая, тёплая, и на удивление нежная. По моему телу пробежал лёгкий электрический разряд.

— Не плачь, Джина, — повторил он. — Теперь, я думаю, подобного больше не произойдёт. По крайней мере, я постараюсь. Не грусти, дочка, всё будет хорошо.

— Я тоже на это надеюсь, — всё ещё всхлипывая, пробормотала я. Слегка отстранившись, отец хитро мне подмигнул.

— Знаешь, — произнёс он тоном заговорщика, — у меня для тебя кое-что есть…

— Что? — я слегка улыбнулась.

— Закрой глаза, — я немедленно повиновалась. — Так. Теперь вытяни руки вперёд.

— И что бы ни произошло, глаза не открывай, пока я тебя об этом не попрошу!

Когда он произнёс последнюю фразу, мне показалось, что я уловила в его голосе оттенок грусти и, одновременно, фальши. Показалось мне также и другое — я уже где-то, когда-то слышала точно такую же фразу, произнесённую точно таким же голосом. Но осмыслить всего этого я не успела. Я почувствовала прикосновение его тёплой руки, которая что-то надевала на палец.

— Открой глаза, — услышала я.

Медленно и осторожно я сделала то, что он просил. На безымянном пальце правой руки красовалось миниатюрное колечко в форме ажурных спиралевидных переплетений, изгибы которых были украшены бриллиантовой крошкой.

— Какая прелесть! — едва лишь смогла выдохнуть я и только тут поняла, что почти год не видела ювелирных украшений.

— Нравится? — спросил отец.

— Очень! — я широко улыбнулась.

— Носи на здоровье!

Если бы я не была так ошеломлена и восхищена, я бы сумела заметить, как он пристально разглядывал моё лицо, словно чего-то ждал. Но в тот момент мне было не до того.

— Спасибо, папа, — прошептала я. — Только зачем так тратиться? Оно, наверное, жутко дорогое…

— Это неважно, дочка, — отец улыбнулся. — Для кого-то ведь я работаю. Ты — единственная, кто остался у меня в этом мире, поэтому, неужели я не смогу позволить себе купить то, что, на мой взгляд, должно тебе понравиться?

Я не нашлась, что сказать.

— Думаю, что смогу, — он сам ответил на свой вопрос. — Поэтому давай договоримся на будущее — больше подобных разговоров быть не должно. Мне они совсем не нравятся…

Он внезапно замолчал и опустил глаза. Мне подумалось, что его и раньше часто этим донимали. Только вот кто? Наверное, всё-таки я.

— Хорошо, папа, — я смиренно потупилась. — Договорились. Больше мы этой темы не касаемся.

— Как твоё здоровье? — отец перевёл разговор на другую тему.

— Говорят, неплохо. Восьмого сентября соберётся консилиум, он будет решать вопрос о моем окончательном излечении и, конечно, выписке! Это было бы здорово! Как раз к моему дню рождения!

— Да, — отец странно улыбнулся — если всё будет хорошо, то мы сможем отметить этот праздник вдвоём.

— А ты думаешь, что-то может нам помешать?

— Нет, я так не думаю, — он запустил пальцы правой руки в волосы и провёл ими вверх. — Всё должно быть просто чудесно.

Где-то я уже видела этот жест! Память попыталась дать мне шанс восстановить очередной эпизод прошлой жизни, но воспользоваться им я не смогла.

Не успела, потому что вспомнила о другом.

— Папа, в прошлый раз ты хотел мне что-то рассказать, — напомнила я.

— Конечно, — откликнулся он. — Мы остановились на том, как ты побывала в прошлом во второй раз.

— Нет, — я капризно наморщила нос. — Я хотела узнать, был ли у меня муж?

Я капризно наморщила свой хорошенький носик…

— До этого мы постепенно дойдём, — взгляд его посерьёзнел. — Давай лучше всё по порядку.

— Хорошо, — согласилась я. — Если тебе так удобнее…

— Удобнее, — быстро кивнул он. Мы немного помолчали.

— Итак, ты вернулась из прошлого во второй раз и, судя по всему, провела время там с большей пользой, чем в первый. По крайней мере, я это заметил и уже начал готовить твой третий переброс…

Но…как говорится, всё всегда хорошо не бывает. Неожиданно правительство перестаёт финансировать мои исследования. С этого и начинается цепь неудач и последующих проблем. Мне не хватает исходного материала. В кредитах отказывают — нет подходящего гаранта. Ты чувствуешь моё настроение — как специально, чуть ли не каждый день заводишь разговор о том, что тебе надо снова вернуться. В конце концов, я сдаюсь и говорю тебе правду. Перед этим я внимательно просматриваю свои расчёты. Да, так оно и есть. Возможность повторить эксперимент имеется у меня ещё один раз, от силы — два. Но за благополучный исход последнего я не ручаюсь.

Ты, как всегда, упряма, ты полностью переняла мой характер. В результате я снова сдаюсь и перебрасываю тебя в третий раз. Снова на тысячу лет назад. Ты возвращаешься оттуда бесконечно подавленная, практически не отвечаешь на мои вопросы, целыми часами сидишь и смотришь в окно, молчишь, иногда плачешь. А за окном — осень, та осень, с приходом которой ты вкусила печаль. Печаль затянувшейся паузы перед нашим с тобой расставанием…