Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не забывай, что она знает о нем все – от меня. Ей известно, сколько раз Гришка забывал, что мы родственники, что Грегори – сын его двоюродного брата, и именно этим меня цеплял.
Сказав это, Марина вдруг замкнулась, замолчала, устремив взгляд в окно. Грегори был не ее сыном – его родила другая женщина, родила от первого мужа Марины. Трагическая гибель его матери дала возможность Коваль забрать ребенка к себе, оформить документы и убедить всех, что мальчик – ее родной сын. Но были люди, знавшие правду, и самым опасным среди них был именно Гриша Бес, успешно прикрывший сейчас свой криминальный бизнес официальным постом мэра города. И поскольку Марина никогда не обольщалась по поводу порядочности своего родственника, она была уверена в том, что рано или поздно Гришка воспользуется этой информацией. Собственно, несколько дней назад она получила возможность убедиться в своей правоте. Именно от Беса получила она то самое письмо, что лежало сейчас в сейфе.
Коваль потрясла головой, стряхивая оцепенение, и вернулась к чтению, старательно избегая встречаться взглядом с напряженно наблюдавшим за ней Хохлом.
«Утро начинается с недовольного лица Виолы. Я сталкиваюсь с ней по дороге в кухню, и она мечет в меня недобрый взгляд.
– Доброе утро, Вета.
– Тебе честно сказать или притвориться? – интересуется она, накручивая на палец вытянутую из прически кудряшку.
– Если тебе станет от этого легче, то через двенадцать часов я улетаю.
– А дело не в том. Живи, сколько надо. Мне нужно с тобой поговорить, если ты не возражаешь.
Возражаю. Я не могу оставаться с ней в замкнутом пространстве, и, кроме того, мы все-таки с Геной решили прокатиться по городу, сделать пару фотографий и отослать их Марине. Но выбора у меня, похоже, нет.
Мы молча завтракаем, и даже Даша чувствует, как в кухне все наполняется напряжением, воздух прямо на глазах пропитывается тревогой и подозрительностью. Я мучительно пытаюсь ни о чем не думать, чтобы Виола не копалась в моей голове. Наконец завтрак окончен, Виола встает и просит Дашу отнести джезву с кофе и две чашки в кабинет, кивает мне. Обреченно плетусь следом.
В кабинете Господина Хозяина бардак. Не понимаю, как можно работать в такой свинарне? Интересно, а на работе у него тоже так или там секретари убирают?
Виола усаживается в его кресло, я оказываюсь аккурат напротив нее. Она наливает кофе, достает сигары. Курить очень хочется, откуда такая тяга в эти дни, сама не понимаю. Сигареты «не идут» – вчера пробовала с Геной, чуть наизнанку не вывернуло.
Меня всегда удивляла привычка Виолы курить именно сигары – нормальные, толстые «Гаваны» дома и тоненькие «женские» в публичных местах. Я никогда не видела ее с сигаретой. Маринка всегда курила тонкие сигареты – «Вог», «Вирджинию», «Давыдофф». Виола же не расстается с обрезалкой и сигарами. Хохла это всегда бесило, насколько я помню. «Такое ощущение, что она откусила негру причинное место», – его коронная фраза.
– Хохол урод и быдло уголовное, и даже то, что он женат на Маринке, его не делает лучше, – констатирует Виола.
Та-ак, опять я зазевалась…
– Я хотела у тебя спросить вот что… Как ты думаешь, Маринка вернется? В смысле – сюда, домой, вернется?
Я не думаю – я точно знаю, что этого никогда не будет. Мы обсуждали эту тему в Турции летом, Маринка плакала и жаловалась на забугорную жизнь и на то, что путь домой отрезан навсегда благодаря во многом Хохлу.
– Нет, они никогда не вернутся.
Виола выпускает облако дыма, задумчиво смотрит поверх моей головы.
– Знаешь, за что я тебя терпеть не могу?
Мне абсолютно все равно, я уже решила для себя, что в следующий раз остановлюсь не у нее, а у Даши, в городе, в ее маленькой квартирке с видом на набережную. Так что Виолины излияния мне до лампочки, если честно. Но ей надо выговориться, я это вижу.
– Ты появилась, и наши отношения с Маринкой пошли на спад. Она почему-то стала доверять тебе больше, чем мне.
А что тут удивительного? Маринка живет по самурайскому кодексу, согласно которому спасший обязан спасенному (могу, конечно, соврать, но, кажется, она так говорила). И потом – я никогда не лезла к ее мужикам, ни к кому из них. В отличие от Веточки. Я знаю, что Маринке было ровно, если, конечно, это не касалось Малышева, а вот связь с Хохлом ее абсолютно не беспокоила, и если сам он этого стыдится, то Маринка всегда хохочет и подначивает мужа. И есть еще кое-что… Я не ищу выгоды от дружбы с ней. Мне это не нужно. И не потому, что я такая хорошая, – нет, просто у нас совсем другие отношения. Я никогда не попрошу денег, а она не предложит, зная, что обидит меня этим. Вот и весь секрет, собственно.
– Как ты ухитрилась так быстро влезть к ней в душу, к ней, которая вообще никогда с женщинами отношений не поддерживала? Я была ее единственной подругой!
О, ну вот, в вас и заговорила ревность, Виола Викторовна! Еще бы!
– Вет… ну к чему эти разборки, а? Что нам делить? У вас с ней – одно, у нас – другое. Не бывает одинаковых отношений ни в любви, ни в дружбе. Ведь так?
– Так, – кивает со вздохом Ветка. – Кофе еще будешь?
– Давай…
Глаза уже режет от дыма, но я получаю удовольствие от запаха кофе, смешанного с сигарным ароматом.
– Хочешь, я тебе погадаю?
Мой взгляд, видимо, сказал ей все, и Виола смеется:
– Ну и правильно. Я сама не люблю тех, кто пытается заглянуть в свое будущее. Все равно ведь ничего не поправишь, так какой смысл?
Н-да, и это говорит человек, регулярно «посещающий» чужие головы с целью узнать, что там творится! Смешно, однако…»
Дочитав фразу, Коваль фыркнула. Но ее смешок относился вовсе не к мыслям Маши о Ветке, а к ее словам о «Господине Хозяине». Успешно завоевавший кресло мэра города Бес, по всей видимости, не терял времени даром и развернулся на полную катушку. Марина не сомневалась в том, что родственничек использует свое нынешнее положение на всю мощь. Воспоминания о Гришке сразу вернули ее на грешную землю – буквально неделю назад к ней явился человек с тем самым письмом от дорогого Григория, где содержалась скромная просьба – дать ему взаймы круглую сумму. Сперва это письмо позабавило Марину – ну, Бес в своем репертуаре – имея возможность залезть в городской бюджет, старается соблюсти приличия, а потому пошел по проторенному пути – основательно потрясти жену брата, что он пытался сделать не раз и не два, но почти всегда безрезультатно. Благо, в руках у Гришки всегда есть пара козырей, какой-нибудь компромат на Марину или что-то еще по мелочи. И все бы ничего, если бы не приписка мелким почерком: «А то придется огорчить твоего сына, хоть мне это глубоко противно, ибо племянник он мне». Именно эта фраза вывела Коваль из себя. Родственничек пустил в ход тяжелую артиллерию. Только Бес мог позволить себе шантажировать ее этим знанием. Хохол всегда предупреждал ее о том, что, усыновив мальчика, она приобретает дополнительный мощный рычаг воздействия на себя – ибо чем же еще шантажировать женщину, как ни единственным сыном, но позволить ребенку своего любимого мужа Егора Малышева пойти по детдомам Марина не могла.