Как и Элфинстон, получив щедрое вознаграждение за согласие служить в России, Ноулс, казалось бы, принес серьезную пользу Российской империи, но и он по непроясненным причинам всего через три года потерял расположение Екатерины и в 1774 г. покинул Санкт-Петербург. Его биографы подозревают за этим политическую подоплеку и интриги. Некоторые считают, что против Ноулса сыграли его расследования о денежных расходах на нужды флота, а также самоуверенные предложения относительно реорганизации Адмиралтейства168. Однако в отличие от истории с Элфинстоном, вклад Ноулса никогда не вызывал сомнений ни у современников, ни у потомков, а историки флота лишь расходятся в вопросе о том, какое вознаграждение Ноулс заслужил за его службу во благо российского флота169. Сам Ноулс дополнительного вознаграждения от российского двора не требовал. Впрочем, он умер вскоре после возвращения в Англию.

ТЕХНОЛОГИИ И ИННОВАЦИИ

План Джона Элфинстона по подготовке его эскадры к походу опирался на целый ряд полученных в Британии знаний и навыков. Элфинстон понимал, что его задача заключается в том, чтобы передать русским свои знания о навигации и технике, так как «по небрежению или невежеству», как он часто повторял, в России явно многого недоставало для успешной подготовки и продвижения в походе170. Чтобы совершить длительный морской переход в Восточное Средиземноморье, Элфинстон хотел получить на свои корабли последние технические новинки, появившиеся в Британии после Семилетней войны, а также использовать новейшие достижения в медицине, которые могли сохранить здоровье и жизни его подчиненных. Элфинстон прилежно записывал каждое свое решение, касающееся подготовки к походу, от предложений по исправлению судовых конструкций до текущих вопросов снабжения провизией и такелажем. Все это дает возможность оценить, как он намеревался устранять обнаруженную им «российскую отсталость», опираясь на знакомые ему британские образцы.

Джон Элфинстон и его поколение британских моряков стали важными трансляторами знаний о морском деле, передав свой опыт и умения от флота одной страны флоту другой171. Первая тетрадь «Повествования» Элфинстона посвящена как раз описанию его усилий по подготовке к предстоящему походу. Корабли ремонтировали и загружали преимущественно в Кронштадте на главной базе Балтийского флота, но постоянные проблемы с поставками заставляли командующего нередко отправляться и в столицу. Раз за разом, наблюдая пристани и доки Кронштадта, Элфинстон сокрушался по поводу «разрухи» («shattered condition»), которая царила в доках, на складах и на кораблях; он не скупился на обвинения в том, что многое вовсе «прогнило» и стало непригодным к службе. Элфинстона поражало и то, что первая эскадра Архипелагской экспедиции, которой командовал адмирал Г. А. Спиридов, не оставила на складах Кронштадта даже пеньки для работ конопатчиков и подготовки такелажа, не лучше дело обстояло и с парусиной для шитья новых парусов. Элфинстон вовсе не случайно выказывал удивление таким состоянием дел, зная, что Россия снабжала пенькой и льняным полотном всю Европу, тогда как в главном военном порту Кронштадте перед походом ему пришлось закупать пеньку через английского посредника (с. 125).

В Петербурге и Кронштадте, как, впрочем, и во время похода в Копенгагене и Портсмуте, Элфинстону, рвавшемуся в бой и мечтавшему поскорее выйти в море, приходилось месяцами согласовывать детали починки кораблей своей эскадры, требовать необходимых конструктивных изменений, разгрузки и кренгования судов, укрепления обшивки кораблей и фрегатов.

Опытный капитан Королевского флота, Джон Элфинстон, безусловно, владел навыками кораблестроения: на такие навыки Адмиралтейств-коллегия обращала серьезное внимание, приглашая британских офицеров. Он вполне доказывал свою компетентность и в российском Кронштадте, и в иностранных портах, где обращался к «лучшим» корабельным мастерам, добивался постановки «опасных кораблей» в сухие доки и призывал бригады плотников и конопатчиков для необходимых починок и профилактики. Этот британец настойчиво старался доказать русским, что его опыт сформировался в результате длинных походов, а не, как у русских, «редких летних поездок по Балтике» (так, вероятно, Элфинстон пытался высмеять опыт адмирала Спиридова, ревность к которому не давала ему покоя!).

Из опыта своих длительных походов в Атлантике он знал о важности правильной укладки провизии и балласта и неспроста бранил русских за подобные упущения (с. 128). В отношении своих российских сослуживцев и подчиненных Элфинстон часто в самом буквальном смысле использовал слово «backwardness» (т. е. отсталость, замшелость), когда писал о неготовности в Кронштадте парусов, мачт, корабельных снастей для его эскадры.

Противоположностью Кронштадту представлялся Элфинстону Портсмут. Портсмут казался идеальной гаванью, где исполняются приказы, где любые запасы и материалы быстро доставляются, где корабли исправляют, а также правильно оснащают и нагружают.

Стремление к принятию всех возможных технических усовершенствований стало к концу XVIII в. idée fixe в Британии, а главная и важнейшая из мировых верфей XVIII в. – Портсмут – описывается Элфинстоном именно как пространство технологической эффективности и научного прогресса. Безотносительно к собственным недостаткам, в том числе волоките, задержкам в выполнении текущего ремонта, проблемам в управлении, Портсмут действительно стал в XVIII в. площадкой для экспериментов и технических инноваций, способствовавших появлению новых машин и механизмов для флотских нужд172.