В инструкциях Фуллертону и другим агентам, занимавшимся вербовкой на российскую службу иностранцев, подчеркивался секретный характер их миссии: соблюдение тайны в том, что касалось способов поиска опытных офицеров с хорошей репутацией и желанием служить в России. Благовидным прикрытием для Фуллертона было то, что он родился в Британии, и считалось, что он навещает отечество, а не выполняет инструкции Российского двора154.

В дальнейшем и Элфинстон, описывая в «Повествовании» свои отношения с И. Г. Чернышевым, А. С. Мусиным-Пушкиным, Н. И. Паниным, т. е. теми дипломатами, кто, по сути, обеспечил его переход на российскую службу, ни разу не коснулся подробностей вступления британских офицеров на службу российской императрице. Этим вопросом уже в XIX в. задался его внук. В подготовленной им биографии деда Александер Фрэнсис приводит явно недостоверную информацию о том, что якобы смелый маневр капитана у берегов Голландии поразил российского посла, который «проводил день в гостинице на берегу», и тот «представил императрице России (собиравшейся отправить флот атаковать турок), как желанно было бы иметь столь опытного морского офицера, как капитан Элфинстон, командовать эскадрой, и она на основании этого представления обратилась к британскому правительству позволить капитану Элфинстону вступить на ее службу, получив его взаймы на сезон» (с. 561). Это утверждение Александера вызывает серьезные сомнения, так как российского посла в момент «смелого маневра» Элфинстона в Нидерландах не было, а посол в Лондоне И. Г. Чернышев в депешах в Санкт-Петербург указал лишь на то, что заручился относительно Элфинстона «хорошей рекомендацией»155.

Еще при осуществлении миссии Фуллертона щекотливость ситуации с рекрутированием британских моряков на российскую службу усугублялась тем, что переговоры между Лондоном и Петербургом о согласовании размеров жалованья офицеров в России занимали длительное время; эти переговоры также велись через рижского генерал-губернатора Броуна. Как выясняется, особенно непреклонны были британские «поручики», желавшие вступить на российскую службу в чине капитана первого ранга с окладом 600 рублей годовых в дополнение к «столовым деньгам» и покрытию прочих расходов156. Поскольку во всей корреспонденции между сторонами из осторожности имена потенциальных офицеров российской службы были опущены, остается неясно, кого на этих условиях могли приглашать и чьи претензии были удовлетворены. Примечательно, что статьи соглашения, аналогичные подписанным при вступлении на российскую службу Элфинстона, обсуждались и были согласованы еще при ранних переговорах в 1763–1764 гг.

Изучение социального и материального положения офицеров Королевского флота разных рангов показывает, что материальная заинтересованность становилась важным стимулом для перехода на службу другой державе. Вероятно, материальная сторона могла стать решающей и для Джона Элфинстона. Не похоже, чтобы Элфинстон как капитан (с 1759 г.) Королевского флота во время Семилетней войны приобрел в Англии те богатства, о которых рассказывал Фуллертону адмирал Гордон. Нежелание британских офицеров адмиральского ранга служить в России, о котором он сообщал, лишь подтверждает, что призовые деньги, получаемые от захвата купеческих судов, рассматривались в Британии как весьма прибыльная статья дохода на королевской службе. Не ясным только остается вопрос, просили ли другие британские офицеры включать в их соглашения о переходе на российскую службу пункты о призовых выплатах. Элфинстон попросил, чтобы ему выплачивались призовые деньги по английской формуле, и в его договоре при переходе на российскую службу было указано, что он получит 1/8 всех призов, которые он и его эскадра захватят157. В дальнейшем уже российский контр-адмирал Джон Элфинстон подчеркивал, что призовые деньги серьезно могли способствовать и мотивации команд. Поэтому когда он получил свою эскадру, то ввел в ней именно английскую систему распределения призов (с. 239–240).

По прибытии в Петербург и в морском походе Элфинстону пришлось взаимодействовать с другими британскими моряками, разными путями оказавшимися в России. Прежде всего таковым был шотландец С. К. Грейг, попавший в Россию в 1764 г. во время миссии Фуллертона, но задержавшийся на долгие годы. Он скончался в России в 1788 г. в чине адмирала, и его заслуги были высочайшим образом оценены158. Примечательно, что Элфинстон при первых встречах не скрывал своего расположения к Грейгу, надеясь, что тот станет для него поддержкой в отношениях с командующим Архипелагской экспедицией графом А. Г. Орловым и что их объединяют общие представления о стратегии и тактике морского боя. Но Элфинстон не смог найти в Грейге союзника против Орлова и Спиридова. Надежды на него сменились раздражением, когда Грейг не убедил Орлова в преимуществах плана Элфинстона в Хиосском сражении и при Чесме и когда командор Грейг посмел вмешаться в тактический план контр-адмирала Элфинстона159. Позднее Элфинстон и вовсе обвинил Грейга в предательстве, когда тот не пожелал раскрыть ему – соотечественнику! – хитрый план Орлова по удалению Элфинстона в Россию (правда, не ясно, знал ли сам Грейг об этом плане!). Впрочем, родственника Грейга – Уильяма Роксбурга, также принятого на российскую службу в 1764 г., – Элфинстон лично просил стать капитаном на своем корабле и до самой гибели «Святослава», кажется, был вполне доволен его службой.