Мне так и не удалось выжать из неё ни звука. Она и рта не открыла – разве что для еды. Фотограф показал ей зеркало – она посмотрела на него совершенно равнодушно и тут же отвела глаза.

– Вот это, кстати, странно, – заметил московский психолог. – Похоже, у неё нет никакого представления о собственном «я».

Сан Ло принялся поправлять на ней сползающие штаны – она хихикала и отворачивалась. Но потом снова с тоской уставилась на дверь.

– Ночами совсем с ней сладу нет, – пожаловался он. – Спит не больше часа. Уже два раза пыталась убежать. И смотрит на дверь. Или вдруг приходит в неистовство, вскакивает, ходит туда-сюда. Очень беспокоится. Бормочет неразборчиво. Мы её по очереди караулим, жена слева спит, дочка справа.

– И немудрено, – тихо говорит один из жителей деревни, попивающий пиво рядом. В деревне все очень горды внезапной находкой, хотя и побаиваются девушки из джунглей, поговаривают даже, что она одержима лесными духами. – Скучает она. Их же трое было.

– Как – трое?! Мы ничего не слышали об этом!

– Трое, – убежденно говорит он. – Мне Ра Ма Го сам сказал: она и двое мальчиков. Только мальчики убежали. Поезжайте к нему, он вам всю правду расскажет. Только отцу не говорите: он на это обижается. А мы-то знаем, что их там много, лесных людей…

* * *

– Я мальчиков видел, – подтвердил Ра Ма Го, маленький смуглый старик, отличающийся, однако, редкой выносливостью и силой: двух маугли мужеского пола он не догнал, а девочку изловил и, несмотря на сопротивление, доставил в посёлок Оядао. – Тоже голые, но стриженые. Не сказать чтоб очень грязные. Это знаете кто? Там целое поселение в лесу.

– И о нём никто не знает?!

– Да и про нас тут никто не знает, – говорит он. – Кому какое дело? До нас в сезон дождей и не доберёшься никак.

– А откуда там люди, в лесу?

– Откуда же я знаю. – Он пожимает плечами. – Три года назад из лесу целых четверо вышло. Они даже не знали, какой год. Ушли в семьдесят девятом году. Когда вьетнамцы пришли. Они же через наши края шли, через эту границу. И многие ушли в леса от войны и там живут. Говорили же, что вьетнамцы убьют всех. Красные кхмеры про них такие ужасы рассказывали – ты что! Главные враги, звери, никого не оставят… Все же верили. И многие тогда в лес ушли и до сих пор там живут.

– А след от наручника на ней откуда?

– Тоже не знаю. Но думаю, она просто не в себе немного. Вот они её и держали на привязи, чтобы не потерялась.

Это первая – и пока наиболее убедительная – версия происхождения девочки из Камбоджи. Джунгли в Раттанакири в самом деле такие, что разобраться в них как следует не смогут и за сто ближайших лет. Та же тайга, только влажная и оплетённая лианами. А в тайге у нас старообрядцев находили до 1979 года – того самого года, когда одна из местных деревень, предположительно, переместилась в леса. Искать тут кого-нибудь никаких денег не хватит, а денег в Камбодже вообще не очень много. Скажем, для того чтобы доставить так называемую Роттом Пнгиен в Пномпень и там показать профессиональным врачам, нужно по меньшей мере триста долларов. А их в Оядао ни у кого нет. Могут местные врачи приехать, из Банлонга, – но они способны только установить, беременна девушка-маугли или нет. А чтобы разговорить её, нужны долгие, целенаправленные усилия специалистов. Но они сюда, в отличие от журналистов, не рвутся. Пока, кроме Гектора Рифа, никто не приезжал. Чего бы проще – прикрепить к руке Роттом Пнгиен радиомаячок да и выпустить её в лес в том самом месте, где когда-то Ра Ма Го нашёл её. Пусть идёт к своим – так и своих найдём. Но ведь это требует времени. И вопрос ещё, пойдёт ли она в лес.

Хотя, скорее всего, пойдёт. По вечерам она становится беспокойна, мечется по хижине, не хочет ложиться. И смотрит, смотрит в сторону леса, откуда её привел знахарь.

Есть ещё одна версия – вполне абсурдная, но на Западе понравилась. Там ведь считают, что во Вьетнаме жить очень трудно – социализм, а в Камбодже по крайней мере есть перспектива – свобода слова, королевство, капиталистический путь развития… И вот, значит, корреспондент «Гардиан» пишет, что перед нами всего лишь вьетнамская беженка, которая захотела легализоваться в свободном мире и вынуждена была притвориться сельской дурочкой, чтобы её приютили в соседней Камбодже. Всем бы хороша была эта версия, если бы въезд в Камбоджу был ограничен, – но сюда приезжают в день добрый десяток вьетнамских семей: кто навсегда, а кто на работу. С получением гражданства – никаких проблем. С вылетом из Вьетнама – тоже. Но главное, что Вьетнам, хоть и социалистический, живет сегодня на порядок лучше Камбоджи: там хоть и велик был ущерб от американских бомбардировок, а всё же не таков, как в Камбодже от своих собственных красных кхмеров.

Третью версию высказывают многие журналисты: Роттом Пнгиен была похищена маньяком, он приковал её и держал в лесу в хижине или яме, мало ли. Но тогда это был очень странный маньяк – ограничивавшийся похищением и, возможно, пытками, но не посягнувший на её невинность. Предположить это сложно.

Наконец, версия о том, что Роттом Пнгиен жила всё это время в лесу с дикими зверями, не выдерживает никакой критики. Не те у неё ладони и не те ступни, какие бывают от долгого беганья по джунглям и лазанья по деревьям. И ложкой она орудует получше, чем любой известный науке маугли. И людей совершенно не боится – а животных, наоборот, боится: не любит щенка, живущего у её родителей, и не жалует деревенских котов.

Короче, ничего не понятно. И не будет понятно, мне так кажется. Все детали – её странные шрамы, её странные манеры, внезапный смех, манера часто сплёвывать за порог и тоскливо вглядываться вдаль, а исподволь внимательно наблюдать за всеми, – никогда не сойдутся в единую картину. Может, она и заговорит. Но как-то с трудом мне верится, что найдутся в Камбодже столь терпеливые специалисты. Хотя, повторяю, наших мы готовы отправить, если они выразят готовность раскрыть эту загадку.

Тогда зачем всё?

Отвечаю, как понимаю. В мире должна быть тайна, чтобы подтверждать его неплоскостность, объём, таинственность. Должны быть загадки без разгадки: Железная Маска, Каспар Хаузер, манускрипт Войнича, перевал Дятлова, Роттом Пнгиен. Должно быть что-то, напоминающее нам, что мы не всё покамест знаем и можем, – а потому и нечего задирать нос.

С такими примерно чувствами уезжал я из Оядао. Роттом Пнгиен смотрела в сторону леса. На нас она не обращала внимания.

Креативный редактор «Собеседника» и писатель земли русской Дмитрий Быков очень хотел, чтобы его послали. Далеко. Что делать? Пришлось послать… Очень далеко. Чисто по-русски, в Перу.

О Nahui я узнал случайно. Шендерович, идя на выборы в Госдуму, завёл Живой Журнал, в котором он комментировал последние события. Кто-то из читателей прислал ему ссылку. Там открывалась карта с изображением горного массива с вытянутым, как сосиска, озером посерединке. На берегу крошечной красной точкой обозначался населённый пункт Nahui (страна Перу). Видимо, Шендеровичу предлагалось туда сходить. Выше сообщались точные географические координаты населённого пункта (14° 24’ южной широты, 71° 17’ западной долготы), высота над уровнем моря (4208 метров), расстояние до ближайшего аэропорта (около 200 км).