честно призналась она. — Английский я только в школе учила.

И вдруг предложила:

— А вы не могли бы позаниматься со мной? Я читала в журнале «Здоровье», что изучение иностранных языков улучшает память.

— Тогда вам лучше подойдёт арабский или санскрит, — сказал я. — Вы знаете, что санскрит и русский — родственные языки?

— Что вы говорите! А вы и ими владеете?

— Немного, — честно признался я. — Читаю и перевожу со словарём.

Это была победа.

Вишенкой на торте стало то, что после второй чашки чая забытый всеми Олег резко встал и ушёл в дом со словами:

— Что-то голова разболелась.

Но именно в этот момент я рассказывал о восстании пруссов против Тевтонского ордена, и на уход Олега никто не обратил внимания.

Затем Пётр Григорьевич загадочно подмигнул супруге. Получил в ответ одобрительный кивок и принёс из кухни три стопки и водочную бутылку с жидкостью лимонного цвета.

— Домашняя наливка! — с гордостью сказал он. — Сам делал.

И разлил напиток по рюмкам.

Я попробовал. Наливка была сладкой и пахла яблоком, лимоном и корицей. Крепость совершенно не чувствовалась.

— Замечательно! — искренне сказал я.

Но от второй рюмки отказался, заметив бдительный взгляд Валентины Ивановны.

— А где вы остановились, Александр? — спросила она.

— Я сегодня уезжаю обратно в Новгород, — улыбнулся я и взглянул на часы. — Не хочу пропускать практику — это важно для карьеры. Ого! Автобус отходит через полчаса. Вы позволите Свете меня проводить?

Слегка захмелевший Пётр Григорьевич снисходительно махнул рукой. Валентина Ивановна предприняла последнюю попытку.

— Может быть, пригласите Олега прогуляться с вами?

— Не стоит, — ответил я. — От прогулки его мигрень может только усилиться. Лучше приезжайте всей семьёй в Новгород, пока у вас не закончился отпуск. С удовольствием покажу вам город и расскажу его историю.

Светины родители пообещали непременно приехать и пригласили меня заезжать к ним на дачу.

— Можно и с ночлегом, — задумчиво сказала Валентина Ивановна. — Не возвращаться же вам в такую даль на ночь глядя?

— А я баньку истоплю, — обрадовался Пётр Григорьевич. — Попаримся по-семейному. А то этот пару не выдерживает.

Пётр Григорьевич небрежно кивнул в сторону дома, где отдыхал невезучий Олег.

Света проводила меня на автобус до Волхова. Поезд на Новгород отходил рано утром, но три-четыре часа на вокзале ничуть меня не пугали. Подумаешь, ночь без сна! На то и студенческие годы, чтобы брать от жизни всё, что она в состоянии предложить.

— Ты сегодня был таким серьёзным, Саша, — сказала Света, держа меня за руку. — Таким рассудительным. Мне даже показалось, что ты намного старше, чем выглядишь. И знаешь, что? Кажется, ты очень понравился моей маме.

— Это не самое главное, — рассмеялся я, — но приятно. А тебе я нравлюсь?

— А я тебе? — вопросом на вопрос ответила Света.

— Очень, — искренне кивнул я.

Тополиный пух лениво шевелился возле обочины. Темнело, в окнах домов зажигались лампы. От реки тянуло прохладой.

Света закрыла глаза, прижалась ко мне и подняла лицо. Я обнял девушку и поцеловал, чувствуя, как её губы отвечают на поцелуй.

— На всякий случай, имей в виду, — сказал я. — Я всё тот же бесшабашный Саня.

— Это мне и нравится! — еле слышно прошептала Света. — Приезжай в следующие выходные, пожалуйста!

— Непременно, — ответил я. — Надо ведь ещё добиться, чтобы тебя отпустили в Приморск. Очень не хочется ехать туда без тебя.

Приехав в Новгород, я даже не успел получить от профессора Ясина нагоняй за опоздание. Прямо у входа в общежитие меня перехватила Женька.

— Явился, — сурово сказала она. — Виделся со своей Светой?

— Виделся, — улыбаясь, ответил я.

— А работать за тебя кто будет? Если все начнут вместо работы бегать за девушками — получится бардак.

— Согласен, — ещё шире улыбнулся я. — Бардак — это замечательно! То есть, я хотел сказать, это недопустимо.

— Ты выглядишь, как кот, который объелся сметаной, — подытожила Женька. — Будешь теперь вкалывать на раскопе за троих.

— Запросто, — согласился я. — Но только с завтрашнего дня. А сегодня ты мне покажешь грамоты. Давно ведь обещала.

— А тебе интересно? — удивилась Женька.

— Конечно! Она ещё спрашивает! К тому же, я никогда не видел, как работают с берестяными грамотами.

— Тогда идём! Представляешь — только позавчера ребята наткнулись на грамоту тринадцатого века. И в ней говорится о князе Александре Невском.

— Ого! Её нашли возле собора Святого Николы?

— Ну да! Идёшь?

— Погоди минуту — только закину вещи в комнату и переоденусь.

Я поднялся на второй этаж, снял пиджак и повесил его на вешалку. Всё-таки, чужая вещь, которую надо вернуть владельцу.

Переоделся в привычную клетчатую рубашку, нахлобучил любимую шляпу и через минуту был в камералке.

— Вот, смотри!

Женька показала мне обычную литровую банку. В банку была налита вода, а в воде плавал свёрнутый в трубочку кусок бересты.

— Если тебе когда-нибудь попадётся берестяная грамота — сразу положи её в воду, чтобы не высохла, — строго сказала Женька. — Иначе потом береста обязательно треснет, и грамота будет испорчена.

— Понял, — кивнул я. — А как ты её разворачиваешь?

— Сейчас.

Деревянным пинцетом Женька осторожно вытащила грамоту из воды и мягкой кисточкой принялась счищать с неё грязь. Под серым налётом проступала жёлтая внутренняя поверхность берёзовой коры.

Очистив грамоту, Женька опустила её в фотографическую кювету — лоток, в котором фотографы когда-то разводили химикалии для проявки фотографий.

Затем Женька налила в кювету кипяток из алюминиевого электрического чайника.

— Теперь надо подождать, пока береста распарится, — сказала девушка. — А потом я её разверну и высушу между стёклами, вот как эту.

Женька показала мне кусок бересты, зажатый между двумя стёклами. Между собой стёкла соединяла синяя изолента.

Между надрывов и прожилок бересты я увидел чёрточки, выдавленные чем-то острым.

— Та самая грамота, о которой ты говорила? — спросил я.

Женька кивнула.

— Ага. Видишь, какие чёткие буквы? Повезло. Я пока грязь отмывала, сразу её и прочитала. А обычно приходится ждать, чтобы грамота совсем высохла.

— И что здесь написано? — спросил я.

— Это записка новгородскому посаднику Михаилу Фёдоровичу от какого-то боярина. Он сообщает, что тайно снял с тела князя Александра заветный ключ и успешно привёз его в Новгород. Это позволяет точно датировать грамоту. Ведь Александр Невский умер в тысяча двести шестьдесят третьем году. Скорее всего, грамота написана вскоре после его смерти.

— А что за ключ? — спросил я. — Никогда о таком не слышал.

Женька пожала плечами.

— Я тоже.

Январь 1241-го года. Псков

— Выйди к боярам, князь!

Епископ Герман навис над князем Ярославом, словно ворон над издыхающей в снегу коровой. Прищуренные глаза цвета холодной осенней воды смотрели прямо в лицо Ярослава.

— Зачем? — поёживаясь, спросил князь.

Князю Ярославу