Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Ну с того, что всем нам интересно, когда необычно. А ты ей не пишешь, не звонишь. Ты не подписан на неё и не добавлен в друзья, хотя вы уже очень давно знакомы, и мы постоянно весело проводим время вместе. Твои «понимание и разграничение» как раз и вызывают интерес. Что это за человек, который пытается жить только в реальной жизни? Что это за человек, который так весел и бодр в квартире у Жени, на даче у Игоря, но абсолютно отсутствует во всё остальное время? Вероятно, она таких больше не знает, вот и пытается тебя раскусить, – договорив, Миша впился в булку и, оторвав зубами огромный кусок, начал его пережёвывать.
Светлый паренёк глубоко задумался, пока Миша усиленно прожёвывал кусок булки. К своей он даже не прикоснулся, она сиротливо лежала открытая в стороне на скамейке, а парень нервно перекидывал бутылку с водой из руки в руку.
–Ну получается что? Дура! – сказал наконец светлый, поставил бутылку рядом с булкой. Положил локти на колени и повернул улыбающееся лицо в сторону друга, тот ответил кривой улыбкой набитого рта, – ей интересен такой образ жизни, но сама она не хочет его практиковать?
–Вов, ей более чем комфортно в своём, она просто развлекается, а ты для неё классное развлечение. Забей, просто попробуй ненавязчиво с ней замутиться и так вы оба развлечётесь.
–Ой мутись ты сам с кем хочешь! – огорченно выпалил Вова, – я хочу нормально играть в настолки, а она постоянно руинит игры. В следующий раз я сам заберу у неё телефон, раз вы не хотите меня поддержать.
–Вооот, это уже разговор мужчины, так и до мутки недалеко, – со смехом сказал Миша.
На горизонте где-то в начале аллеи показалась стая собак, стремительно движущаяся в сторону ребят. Вова увидел их первый и спросил у друга:
–Слышал? Дней десять назад женщину искусали и потом ногу ампутировали?
–Дааа, да как приют сгорел – их опять тут развелось немерено и что-то как-то все забили…
–Слушай, а пошли проверим, может завуч уже пришла? – сказал Вова, поднимаясь со скамейки.
–Пошли, попить дай, я своё выпил уже, – Миша кивнул на край скамейки, где лежали вода и булка.
–А? Да, держи, – растерянно ответил Вова, протянул бутылку другу и оба они быстрым шагом направились к техникуму.
6.5. Всё в прошлом.
Стая бежала к реке из небольшого берёзового полеска на отшибе района. Путь их лежал через множество дворов, в которые они сворачивали и шарились в мусорках. На ранний промысел их вынудила жаркая погода. День они будут пережидать в кустах на берегу реки отпиваясь водой, а вечером снова побегут в берёзовый полесок ужиная на обратном пути – таким образом, передвигаясь каждый день разными маршрутами, они жили уже более недели, и пока это работало.
Бор нагнал стаю за пару минут и тут же принялся обнюхивать пёстрого пса радостно виляя хвостом, но тот не обращал на него никакого внимания и просто бежал прямо за остальными высунув язык. Никто из стаи даже не попытался отпугнуть Бора, все они целеустремленно бежали по своему маршруту и, похоже, принимали в него всех желающих.
Бор долго не мог понять, почему пёстрый ему не рад, да и, в конце-то концов, почему чёрный пёс не проявляет агрессию? Что это за забвение? Но никакого забвения не было. Пёстрый пёс, с которым Бор обитал в приюте, и два чёрных пса, с которыми у них была грызня – все они сгорели во время пожара, как и большинство собак находящихся тогда в приюте. Эти же собаки были их братьями, которые сумели в разное время сбежать от отловщиков и сбились в стаю забыв прежние обиды. Они пережили зиму, вольготно провели пьянящую оттепелью весну и теперь боролись с жарой.
Обнюхав как следует своих друзей и врагов на одной из остановок у мусорного бака – Бор осознал, что это не те собаки и огорчился. Несмотря на то, что он волен идти куда хочет, что нет больше цепи и лапы размяты, что можно не давиться запёкшимися гнилыми объедками, а кушать свежие – несмотря на всё это Бор испытал ещё более сильную тоску чем на «Трубе». Тоску гудящую и необъяснимую. Бор не умел размышлять категориями прошлого и будущего, он не мог вдруг резко осознать, что все события произошедшие с ним, как бы они ни были ужасны и тяжелы, уже прошли, а их участники либо уже мертвы, либо претерпели сильные изменения, как и он сам. Не мог он так же знать, что впереди у него неизвестность полная таких же страданий и лишений, о которых он однажды так же будет скучать и тосковать – нет. Это всё категории мысли человека, но от чего же тосковал пёс?
Спустя пару часов собаки выбежали на аллею, ведущую к спуску на реку. Вернее, к одному из многих десятков спусков. Вдоль всей набережной были отстроены ступени и протоптаны тропы. Сегодня стая спустилась с самого края того участка, который был оформлен для человеческого досуга и убежала дальше по дикому берегу в тихие и безлюдные места. Остаток дня все псы пролежали в ветвистых густых кустах время от времени заходя в воду попить и охладиться, никто не лаял, не было вообще никакой деятельности. Самый старый пёс, который уже несколько лет выживал таким способом и за которым постепенно увязались все остальные, лежал с высунутым языком и временами кряхтел, ему было тяжелее всех. Как только жара начала спадать, старый вожак поднялся, потянулся, добежал до воды и попил. Прищурив глаза, он повернул морду против лёгкого речного ветерка, постоял так секунд десять, развернулся и побежал в обратный путь. Все остальные поднялись и поспешили за ним даже не попив, никто не хотел потеряться. Бор поднял морду и проводил стаю взглядом, он не хотел уходить. Ни отсюда, ни с ними.
Посидев на берегу еще пару часов, Бор решил, что и ему пора покинуть это место. От реки повеяло прохладой, да и голод давал о себе знать. Пёс зашёл в воду, немного попил и вдруг услышал за спиной бодрый мужской голос: «Бор!? Это ты?!»
6.6. Утро в деревне.
На рассвете солнце освещало две трети дома и самым ярким местом были кровати детей. Родители специально выставили их спальные места таким образом, чтобы приучить братьев подниматься с рассветом. Старший – Иван, уже одетый в рубаху, помогал матери