Заночевали в погосте, на другой день миновали по льду озеро Неро, густо обсаженное ялами, и вышли на южный его берег, где в озеро впадала река Гда. На ней-то, в одном роздыхе выше по течению, и стоял уже лет триста, как рассказывали мерен, возвышаясь над подвластной ему округой княжеский город Арки-вареж.

Свое имя он носил недаром.

– «Арки», или «аркей» – значит холм или бугор, – объяснял Арнор Велераду по дороге. – То есть Арки-вареж – «город на вершине», что-то вроде этого.

– И это прямо настоящий город? – недоверчиво улыбался Велерад, до того видевший лишь ничем не защищенные меренские ялы.

– А вот сам увидишь. Ма шанам[30], не меньше вашего Хольмгарда!

– Ну уж это ты хватил! – засмеялся Велерад.

Выросший в Хольмгарде, он привык считать его серединой мира и средоточием высшей власти, богатства и влияния. Однако, увидев Арки-вареж, признал, что по-своему Арнор прав: столица Мерямаа так же выделялась среди других поселений, как Хольмгард на Волхове.

Арки-вареж занимал вершину длинного холма и сам тоже, не в пример округлым словенским либо дугообразным варяжским городцам, напоминал огромную трубу, закупоренную с двух сторон: земляные валы окружали поселение, вытянутое на полтысячи шагов, и такие же валы закрывали его с обоих концов. Холм городца лежал внутри петли, образованной изгибом реки Гды, что в теплое время затрудняло подступы к нему, но и сейчас, зимой, осаждать крутые склоны холма, высокие валы, среди глубокого снега, было бы почти невозможно. Возвели эти укрепления при дедах – в те времена, когда Тородд конунг из Хольмгарда приходил сюда с войском, пытаясь подчинить себе эти края, а мерен, сопротивляясь, выстроили твердыню в самом сердце своей земли, в гуще множества неукрепленных селений. В конце концов они были покорены – военной силой, подарками для старейшин, обещанием торговых выгод. Выплачивая дань владыкам Хольмгарда, мерен получили возможность сбывать сарацинам меха и прочую лесную добычу, а взамен брать множество дорогих товаров, которые иначе, чем через Хольмгард, сюда доставить было невозможно. И каждый раз, приезжая за данью и заново оценивая укрепления Арки-варежа, русины думали: нелегко будет вновь осаждать этот «меренский Асгард», случись какой раздор…

Подумав об этом, Свенельд взглянул на Дага. Родство с Тойсаром могло бы очень укрепить положение руси в этих краях, окажись сватовство успешным; но и в случае неудачи изо всех сил надо стремиться избежать раздора. Ни одна невеста, даже сама госпожа Фрейя, не стоит потери меренской дани.

У южного конца исполинской земляной трубы располагались ворота: насыпные валы в проеме не сходились, и в промежутке между ними были установлены воротные столбы со створками. К ним вела дорога, пересекавшая заснеженную Гду. Перед самым валом еще имелся ров, и даже под снегом можно было оценить его глубину.

В Арки-вареж прибыли три десятка хирдманов под началом Боргара – столько человек Олав имел право прислать на угощение к меренскому князю. Перед прибытием сюда и Боргар, и десятские, и сами хирдманы оделись во все лучшее, в цветные кафтаны, крытые кожухи, крашеные плащи и шапки. Трубили рога, давая знать об их прибытии. Ворота вала на вершине были распахнуты, возле них толпились меренские старейшины – кугыжи и покштяи. Предупрежденные гонцом, они собрались со всех окрестных тукымов; в меховых кафтанах с клиньями в широких подолах, с поясами, искусно сплетенными из кожаных ремешков, в меховых шапках, с бородами и посохами, невозмутимые, важные. Отвороты шапок и вороты кафтанов были обшиты полосками дорогого узорного шелка, того, что русы же покупали у хазар и привозили сюда в прежние годы.

Обликом мерен напоминали чудь, уже знакомую Велераду, как и другим варягам, – светлокожие, голубоглазые, с плосковатыми лицами, нос уточкой, переносица немного вдавлена, глаза глубоко посажены, так что верхнего века не видно, у многих – чуть враскось. Перед самыми воротами стоял, тоже с посохом в руке, сам Тойсар – мужчина лет сорока, среднего роста, худощавый. Продолговатое лицо имело обычные для его племени черты, те, благодаря которым мерянина с первого взгляда отличишь от славянина или русина: острые высокие скулы, глубоко посаженные светло-голубые глаза под светлыми бровями. Соломенного цвета волосы падали на низкий лоб, борода была темнее волос – тускло-рыжая. Зато отличал его от прочих нос: крупный, с горбинкой от давнего перелома – след каких-то охотничьих подвигов. Кисти рук, державшие посох, и ступни у него были небольшими, почти как у женщины. В каждом ухе Тойсара было по две серьги: две серебряные, одна бронзовая, а одна, в правом ухе, даже золотая. На широком поясе висели две подвески в виде коньков; Велерад уже заметил, что у молодых мерянских парней таких подвесок бывает по одной.

Всадники сошли с коней: уважаемых людей приветствуют спешившись. Боргар первым подошел к Тойсару, за ним следовали трое десятских.

– Я, Боргар хёвдинг, и товарищи мои, Свенельд сын Альмунда, Тьяльвар и Гунни, и словене Видаш, Дружинка и Пожит, а с нами наши люди, числом три десятка, приехали к вам! – с достоинством произнес вожак русов. В полушаге позади стоял Вигнир, чтобы переводить знатным мужам их речи. – Примете ли нас в дом?

– Я, Тойсар, сын Тойчаша, встречаю вас! – улыбаясь, кивнул в ответ меренский князь, и множество тонких морщинок разбежалось от уголков его глаз. – Хорошо ли доехали? Не случилось ли по пути какого несчастья? Люди ваши все ли здоровы? Лошади ваши все ли целы? Повозки ваши, одежда, товары, все ли в целости?

– Все цело, спасибо, – отвечал на каждый вопрос Вигнир. – Тау, тау![31]

– Да будет милость богов с тобой, пан Тойсар, с твоим домом, родом и всей Мерямаа! Олав конунг, владыка Хольмгарда и всех земель словенских, чудских и меренских, шлет тебе свою дружбу и дары, чтобы ее подкрепить.

– Сыны Мерямаа и дом рода Вайыш-ерге рады принять посланцев Олава-пана, и взамен его даров мы дадим свои, – так же с улыбкой, показывая свою радость от встречи, ответил Тойсар. – В вашем доме все готово, пусть твои люди идут отдыхать, а тебя и спутников я приглашаю разделить со мной хлеб.

Огромная земляная «труба» внутри имела еще две перемычки из таких же насыпных валов, деливших ее на три неравные части. Ближайшая к воротам оставляла что-то вроде посада – здесь жили более поздние поселенцы; в средней части, самой обширной, находился двор князя и жилища еще нескольких старинных семей из рода Вайыш – утки-прародительницы. Самый дальний от ворот конец городца, за второй земляной стеной, был отведен под «русский двор», местными называемый Руш-конд. Здесь стоял погост, при нем клети, навесы для лошадей. Имелось и несколько дворов постоянных обитателей – русских кузнецов, ловцов и торговцев. Женщины, дети со всего города сбежались посмотреть, как пришельцы проезжают через мерянскую часть Арки-варежа, направляясь в свои владения. Лаяли привязанные псы.

Старейшины прошли вслед за гостями. Большая изба погоста была выстроена по меренскому обычаю: с высоченной крышей-шалашом, куда поднимался дым от очага, оставляя возможность внизу свободно дышать. Уже были готовы столы; старшие из мерен рассаживались с одной стороны, русы – с другой. Длинные лавки были покрыты новыми овчинами. На столах выстроились глиняные светильники, где пеньковый фитиль торчал из желтого воска, точно как в доме у самого Олава конунга. Свенельд оценил это: восковые светильники дают больше света, но меньше вони и копоти, чем масляные или жировые, однако позволить себе каждый день жечь воск у руси могут только состоятельные люди. Однако мерен воск не требовалось покупать: целые их селения считались «бортными», владея наследственными бортевыми угодьями и выплачивая дань только медом и воском.