Через полчаса каждая живая душа на острове, за исключением четырех морских пехотинцев, оставленных охранять бесполезный блокгауз, торчала на солнцепеке перед палатками и почти готовой к отплытию «Бетси». Засевшая на песчаной банке, разобранная по досочке, «Элизабет» как будто с укором взирала на происходящее.

Спрингер тяжело взгромоздился на ящик, чтобы продемонстрировать себя народу. Он нещадно потел в сюртуке и шляпе, но форму приходилось соблюдать, особенно с учетом донельзя гадкого настроения команды. Спрингер такого еще не видел, а посему выставил подбородок и ожесточенно сжал кулаки. Он не потерпит от подчиненных какого-то там «настроения»!

При нем стояли, тоже в традиционных синих мундирах, лейтенант Флинт (а при лейтенанте Билли Бонс), мичмана, гардемарины, хирург, казначей да группа младшего командного состава, включая боцмана, пушкаря и плотника. Присутствовали также двадцать девять морских пехотинцев при мушкетах и штыках под командой сержанта Доусона и двух капралов.

Перед капитаном Спрингером выстроились, разделенные на вахты правого и левого борта, примерно две сотни палубного, парусного, трюмного и иного корабельного люда. Спрингер скрипнул зубами, возмущенный наглостью матросни, ворчащей и мрачно, исподлобья косящейся на своего капитана.

— Молчать на палубе! — гаркнул капитан.

Не слишком точно они выполнили приказ, но, во всяком случае, экипаж ожидал, что капитан преподнесет, и дождался. Не очень много сказал Спрингер и не слишком умно. Не оратором он родился на этот свет. Капитан рявкнул, что дело матросов повиноваться и исполнять свой долг перед Богом и королем Георгом, и упаси Господь отлынивать от этой святой обязанности! Так как всю команду и без того замордовали всяческими придирками и наказаниями, то услышанное никого не воодушевило. Однако Спрингер не ведал предыстории, проспав все самое существенное в пьяном состоянии, и продолжил речь, перейдя к теме первого плавания нового суденышка.

— Наш новый корабль готов к выходу, он дойдет до Ямайки, — проскрипел капитан, ткнув тростью в сторону «Бетси». — Доброе судно, полста народу поднимет запросто…

Тут его речь прервал животный рык матросской толпы.

— Молчать! — заорал Спрингер, но сам не услышал своего голоса. Флинт едва сдержал смех, радуясь тому, как мастерски вступили подготовленные им актеры.

— А как насчет «донов»?!

— Что, если они вернутся?

— У-у-у-у-у-у!..

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы!..

— Что? — опешил Спрингер. — Какие «доны»?

— Которых видели с Подзорной Трубы!

— Которые искали место высадки!

— Которые всех нас здесь перережут!

Орали уже не только актеры Флинта. Никого не радовала перспектива попасть в лапы испанцев. Лягушатники или голландцы — одно дело… Ну, там, португальцы еще куда ни шло… Но «доны»…

— Мистер Флинт, — обратился Спрингер к подчиненному. — О чем эти дуболомы болтают?

— Ума не приложу, сэр, — ответил Флинт с ухмылкой. — Может, у них и спросить?

Спрингер вгляделся в глаза Флинта, силясь понять, что за каша тут заваривается.

— Сукин сын, — выругался Спрингер, прикидывая, что ему делать дальше. Его нерешительность команда истолковала как реакцию уличенного.

— Глянь, ребята! — крикнул Израэль Хендс — Он же все знал, сразу видать! Хотел бросить нас в зубы испанцам!

— Нет, нет! — закричал Спрингер — Нет! Судно возьмет добрых пятьдесят человек, может, и больше, и я вернусь за…

— Кто эти пятьдесят? — в ужасе завопил Джордж Мерри. — И кто останется? — На волне эмоций, захлестнувшей матросскую массу, Мерри, который умом не блистал, уже настолько вжился в выученную им роль, что верил каждому своему слову.

Толпа взвыла и подалась вперед.

— Сержант! — завопил капитан, но Доусон уже скомандовал;

— Го-товсь!

Двадцать девять мушкетов легли на левые руки стрелков и щелкнули курками. Но это толпу не отрезвило.

— Сволочи! — завопил Израэль Хендс, приступая к исполнению самой ответственной части отведенной ему роли. Он вытащил из-под одежды пистолет, достаточно маленький, чтобы его можно было спрятать, и понесся вперед, пользуясь тем, что стволы мушкетов пока еще смотрели в небо.

Хлоп! Пистолет в руке Хендса плюнул пламенем, дымом и пулей, раздробизшей челюсть одного из морских пехотинцев. Первая кровь! Бедняга бился и вопил, но его товарищи выпрямились, как их учили, и вскинули оружие…

— Целься! — отдал приказание Доусон.

Хлоп! — выстрелил второй из пары пистолетов Флинта. Черный Пес послал пулю Бог весть куда. Рев толпы усилился, из нее в строй стрелков полетели двухфунтовые ядра шарнирной пушки, заблаговременно распределенные среди заговорщиков Билли Бонсом. Один из морских пехотинцев упал без сознания, оглушенный ударом.

— Стреляй! — завопил Спрингер.

— Пли! — скомандовал Доусон.

Ба-ба-ба-ба-бах! Двадцать семь мушкетов дохнули жарким залпом, опалив физиономии и волосы тех, кто успел подбежать почти вплотную. Капитан Спрингер вытащил свой пистолет и добавил шума, разрядив оружие в Израэля Хендса, мчавшегося к нему с ножом.

Пятнадцать нападавших рухнули, сраженные мушкетными пулями, а капитан Спрингер свалился с ящика без большого, указательного и среднего пальцев, оторванных разорвавшимся стволом его пистолета, и лишившись также глаза — его выбил отлетевший осколок ствола. Оглушенный и ослепленный, он не заметил, как Израэль Хендс, не обращая на него внимания, пронесся мимо, догоняя мистера Флинта, мистера Бонса, Черного Пса, Джорджа Мерри и около полусотни других.

Эти избранные скрылись в джунглях, а оставшиеся моряки схватились с морской пехотой и офицерами. Штыки, кортики и сабли против ножей и кулаков.

Перезарядить мушкеты, разумеется, не оставалось никакого шанса. Дикая драка продолжалась до полного истощения сторон. Уцелевшие с ужасом пытались понять, что они натворили. Точнее, что с ними натворил хитроумный лейтенант Флинт.

Успокоились навеки сорок пять человек, включая большинство морских пехотинцев и гардемаринов, сержанта Доусона, капитана Спрингера, почти весь младший командный состав и множество матросов. Раненых оказалось намного больше, были среди них и тяжело пострадавшие. Но еще тяжелее оказались последствия морального плана. Большинство уцелевших были отныне мертвы в глазах закона, поставили себя вне его. Служба, которую они предали, отправила бы многих прямиком на виселицу.

Уцелевших морских пехотинцев это не касалось; Двоих гардемаринов — тоже, как и всех тех, кто дрался за короля и его закон. Но остальные показали себя мятежниками, к тому же самыми гнусными. Таких королевский флот никогда не простит — они убили своего капитана. Жизнь этим преступникам могло спасти лишь вечное изгнание; в случае же поимки военно-морской суд обеспечил бы им путешествие на небо с помощью петли-удавки, перекинутой через блок шлюпочной кран-балки.