Следы цепочкой петляли между деревьями. Дорога осталась уже метрах в восьмистах, когда наконец-то в окружающем пейзаже обнаружились изменения. Выразились они в убитом немце, который лежал около тропы. Уже холодноватый, значит, прошло более часа. Дальше, дальше… Выстрелы тем временем стали реже, похоже, что бой подходил к развязке. Следы разошлись в стороны, значит, немцы рассыпались в цепь. Вон справа на снегу россыпь гильз – пулемет работал. Еще один немец, еще… Молодцы ребята, просто так не драпают!

Выстрелы внезапно смолкли, и я остановился, словно налетев на стену. Все… Не успел… Перекинув автомат за спину, я достал «наган» и перезарядил. Теперь надо идти тихо, стрельбы уже нет, и ничто меня не маскирует. Еще пара сотен метров, и еще один немец. А вот уже и не немец… Маскхалат, под ним полушубок, ватные штаны – наш! Россыпь гильз, стрелял отсюда, много стрелял. Чего ж не ушел? Вон в снегу у ноги кровь. Ранен был, вот и лежал. Деревья резко разошлись в сторону, и я остановился, не выходя на поляну.

Большая поляна и несколько стогов сена. Между стогами и лесом еще один немец, лицом вниз – убит. Опираясь спиной о стог, полулежит еще один в маскхалате – это уже наш. Халат на груди порван и окровавлен – этому помощь уже не нужна. Где немцы?

Гомон голосов – они там! Осторожно, прячась за стогами, я подобрался поближе. Присел, выглянул вбок. Метрах в десяти еще один немец, лежит навзничь, лицо разбито – стреляли в упор. Остальные столпились чуть дальше, шумят, похоже, что спорят.

Кто ж этого немца так?

Да вон он… Еще один боец в маскхалате, оружия нет, стоит у стога, за руки его держат двое немцев. Боец роста невысокого, на фоне здоровенных фрицев так и вовсе маленький. Лицо закопчено, на лбу ссадина – прикладом приложили?

Гомон между тем стих. Один из немцев вытащил из ножен штык и шагнул к бойцу. Что-то спросил, отсюда не слыхать, ветер. Боец отрицательно покачал головой. Немец повысил голос, повторил. Угрожающе поднес штык к лицу бойца. Тот откинулся назад, сколько позволял стог. Так, а ведь он его сейчас зарежет! Ну вот уж хрен!

Сколько их всего? Двое держат бойца – не страшно, пока очухаются, поздно будет. Один со штыком, один сидит и перевязывает ногу. Еще трое стоят и смотрят, оружие у двоих в руках, пулеметчик поставил пулемет на снег. Все? Все.

Как их отвлечь? Чтоб сразу стрелять не начали? А ведь начнут, они еще в горячке, после боя не отошли. Срезать их очередью? Вариант, но бойца при этом могу задеть, он среди них стоит. Автомат – за стог. Работаем пистолетами. «Наган» за пояс справа, «браунинг» слева. Пошли!

– Камераден! Комм хир! – И все немцы разом обернулись ко мне. Подняв руки, я шагнул к ним навстречу. – Хильфе!

Должно быть, я являл из себя странное зрелище. Небритый здоровый мужик в полушубке с вещмешком в правой руке. Мешок-то их и заинтересовал больше всего. Оружия у меня видно не было, а вот мешок был явным диссонансом в общей картине. Неправильным он тут казался. Ствол или даже топор были бы к месту, а вот это…

– Битте, папир! – Не дав немцам додумать, я бросил мешок между нами. Не очень далеко от себя и не слишком близко к ним, так, чтобы это не посчитали за угрозу.

– Битте, – я кивком головы указал на мешок.

Немцы слегка озадачились. Тот, со штыком, убрал его в ножны и не спеша двинулся к мешку. Так, он старший. Пулеметчик поднял пулемет, но смотрит вправо, на лес. Ах так, у них и это распределено – кто и что страхует? Точно, вон один с винтовкой смотрит налево, а третий, соответственно, – на меня. Раненый – и тот винтовку поближе подтащил. Только двое конвоиров по-прежнему держат бойца.

Немец подошел ближе, покосился на меня, присел. Потянул завязки мешка – наверху лежала пачка зольдатенбухов.

– О! – удивленный возглас немца заставил всех наблюдателей обернуться в его сторону.

Пора!

Прыжок влево, за немца, руки к стволам.

Бух!

И пулемет ткнулся в землю.

Чпок!

Опрокинулся на спину страховавший меня солдат.

Бух! Бух!

И еще одна винтовка брякнулась оземь.

Раненый упал навзничь и перевернулся, руки его дернули затвор.

Чпок!

Его опрокинуло на бок, он продолжал шевелиться. Ранен? На еще! Словил…

Сидевший около меня немец внезапно прыгнул! Не вставая и не поднимаясь на ноги, молодец! Только вот не на того напал. Я таких, как ты, столько уже видел… А вот так? Я кувыркнулся вперед, и немец пролетел мимо меня в пустоту. Ну, положим, не совсем в пустоту, там как раз стог нарисовался. Вот в него он с размаху мордой и зарылся.

На колено!

Конвоиры, наконец, опомнились и, отпустив бойца, потащили с плеч винтовки. Ну, прям детский сад… Вы б еще и по стойке «смирно» встали!

«Браунинг» отработал старый добрый никарагуанский «пампам». И еще раз. Все!

Ну, а где ты теперь, наш прыгун?

Вот он, стоит. А башкой приложился-то нехило! Вон с морды кровища так и хлещет. Это что ж там такое, в стогу, лежало-то?

Немец сделал шаг в сторону – «наган» дернулся за ним. Он остановился…

Что теперь делать-то будешь, родной? Руки поднимешь? Пленных резать – это завсегда, а вот самому-то каково в этой шкуре оказаться? Нервы у немца не выдержали.

Что-то крикнув, он зайцем прыгнул в сторону – к пулемету! Чпок… Не долетев, он зарылся в снег.

Теперь – все.

Я повернулся к бойцу. Он сидел на земле, видимо, ноги его не держали. Подобрав автомат, я подошел к нему, по пути проверив немцев – живых не было.

– Ну что? Оклемался?

Он кивнул.

Пошарив в мешке, я вытащил флягу с трофейным шнапсом.

– На, глотни. Это помогает.

Он кивнул головой. Взял флягу и сделал неожиданно большой глоток, поперхнулся и закашлялся. Глотнул еще раз и протянул флягу назад.

– Звать-то тебя как?

– Сержант Барсова. Марина…

Так это девчонка? Где были мои глаза?

Поднявшись, я осмотрел немцев. Где-то тут я видел… Ага, вот она!

– На, – я протянул ей флягу с водой. – Умойся.

Так и есть – девчонка. Молоденькая. Лицо было чумазое, да и кровь натекла из ссадины на лбу. Сразу и не поймешь. Интересно, немцы это просекли? После того как она умылась, стало видно, что на вид ей не больше 20 лет.

– Лоб шнапсом протри. Давай я тебе голову перебинтую, вон как тебе крови-то пустили.

Она скинула капюшон, сняла шапку. Короткая стрижка (прямо как у мальчишки), русые волосы. Господи, как их на войну-то берут?

– Да уж… Из тебя сейчас барс, как из меня поп. Тебе сейчас не Барсова подходит, а скорее Котеночкина.

– А вы – кто?