Герика, которая тоже шла босиком, но легко и без особой боязни, сжала похолодевшую ладонь подруги и ободряюще улыбнулась. Но все равно для Солан каждый шаг был, как будто последний в жизни. Даже сейчас, вспоминая об этом, она содрогнулась от ужаса.

Обратно царевна возвращалась почти бегом, и это стало поводом для новой порции шуток.

Когда они забрались в палатку, девушка с облегчением выдохнула. Но, осознав, в какой тесноте ей придется спать, снова расстроилась.

– Мне нужно расчесать волосы и заплести их на ночь, – тихо проговорила она, вертя в руках деревянный гребень. – Я сама не могу… они слишком длинные.

– Мы здесь для того, чтобы охранять вас, а не прислуживать, – отрезала Зелия, укладываясь с краю и прижимая к себе Миру, которая тут же положила ей голову на грудь. – Доброй ночи.

Солан молча проглотила обиду. Да, жрица права: подобными вещами должны заниматься служанки, а не воительницы. Интересно, куда подевались сопровождавшие ее девушки? Ушли вместе с паломниками, побоявшись оказаться среди танарийцев? Это понятно: если бы она знала о том, что ее ждет, тоже немедленно убежала бы. Вот только девчонки совершенно забыли о том, что по возвращении в Кадокию без царевны на их головы обрушится гнев государя Ангуса. И не известно еще, что окажется хуже.

Гребень выскальзывал из пальцев, волосы путались. Солан кое-как расчесала их, заплела в обычную косу и улеглась рядом с Герикой, прислушиваясь к тихому шепоту, доносившемуся слева. Потом ей показалось, что она слышит звук поцелуя… Девушка знала, что некоторые женщины могут влюбляться в женщин и даже спать с ними и что среди жриц, посвятивших себя воинской ипостаси Тривии, таких было немало, но каждый раз это удивляло ее. Однажды она даже спросила у атемис Сефиры, почему так происходит. Верховная жрица объяснила, что каждый раз бывает по-разному: иногда женщины выбирают себе подобных из-за ненависти к мужчинам в целом, иногда потому, что в любви хотят ласки и считают женщин более чувственными и нежными, иногда потому, что любопытны и хотят попробовать, как это. Но иногда, очень редко, случается так, что у них просто не остается выбора.

– Есть души, которые неразрывно связаны друг с другом и потому всегда воплощаются вместе, – рассказала она. – Где бы ни суждено им было родиться, они ищут друг друга, находят, чувствуют притяжение, узнают и понимают, что встретились снова, чтобы прожить рядом еще одну жизнь. Это любовь, которая не прекращается даже со смертью. Это родство, ближе которого не бывает. Не все атме связаны предназначением, и трудно сказать, счастливая это участь или, наоборот, незавидная, потому что однажды, в наказание или случайно, душа твоего суженого может воплотиться в теле такого же пола. И тогда выбор у тебя невелик: принять любовь, несмотря ни на что, или отказаться от нее и прожить целую жизнь в тоске по чему-то несбывшемуся…

Сефира говорила долго и много, Солан всего не запомнила, но еще тогда с сожалением подумала, что у нее не будет даже такого выбора. Ей придется принять человека, которого выберет для нее отец, и хорошо, если он ей хотя бы немного понравится.

Сейчас царевне не хотелось думать о женихе. И даже о том, суждены ли друг другу Мира и Зелия, или они вместе только потому, что одна не выносит мужчин, а другой очень нравится быть любимой. Ей просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось: эта ночь, этот поход и этот обмен, который так нужен царю Искандеру. Пусть отец отругает ее, пусть надает пощечин или накажет любым другим способом, пусть выдаст замуж за кого угодно – Солан было все равно. Она хотела домой.

Ночь тянулась невыносимо медленно, и девушке только под утро удалось задремать. Но едва, как ей показалось, она закрыла глаза, как кто-то отвернул полог палатки и прокричал над самым ее ухом:

– Государь Искандер желает немедленно переговорить с царевной!

Хорошо воспитанную девушку очень сложно вывести из себя.

Но если ее разбудить на рассвете, громко и неожиданно, когда она совершенно не выспалась и не отдохнула, заставить ее, помятую, неумытую, непричесанную, вылезти из палатки и куда-то идти босиком по холодной и влажной траве, под любопытными взглядами десятков мужчин, которые с удовольствием затащили бы ее в свою палатку и помяли еще сильнее, даже самая хорошо воспитанная девушка превратится в исчадие Бездны.

Танарийский царь в такой ранний час выглядел свежим, отдохнувшим и решительно настроенным на серьезные дела. И на растрепанную царевну глянул без особого сочувствия – так, с мимолетной жалостью.

Это и стало последней каплей в чаше терпения Солан.

– Я хочу, чтобы вы написали письмо своему отцу, – проговорил царь, выложив на походный раскладной стол маленький свиток, тонкую кисть и глиняный пузырек, по всей видимости, с чернилами. – В письме должно говориться о том, что вы находитесь на территории Баасийского царства под моей охраной и будете переправлены в Кадокию лишь при условии обмена на живых и невредимых воинов-северян, задержанных в столице и приговоренных к казни. Не важно, что они натворили: я хочу, чтобы им вернули свободу. У них есть вождь, он сам во всем разберется.

– Я не стану ничего писать, – очень тихо ответила девушка.

– Что? – нахмурился Искандер, не уверенный, что расслышал ее правильно.

Солан подняла голову и выпрямилась. Темно-синие глаза царевны в бледном утреннем свете казались черными.

– Я не напишу ни строчки до тех пор, – уже громче и увереннее проговорила она, – пока вы не создадите мне и моим… подругам приемлемые условия. К ним относится более подходящий по размеру шатер, нормальная еда и питье, вода для умывания… и, конечно же, лошади.

– Царевна, вы забываетесь… – Искандер повысил голос, но Солан ухитрилась перекричать его:

– Взгляните на меня! – Она сжала кулаки и шагнула в его сторону. – Вы обещали позаботиться обо мне… и вот она, ваша забота! Что я сделала лично вам, чтобы вы так обращались со мной? В чем моя вина? И чем заслужили подобное жрицы храма? Ведь они принимали вас, как почетного гостя!

Великая Тривия, что я делаю?! Я кричу на танарийского государя…

Солан откашлялась и добавила уже спокойно:

– Я – царевна Кадокии, и держу свое слово. Письмо будет написано, как только вы проявите к нам человеческое отношение. – Она взглянула ему в глаза. – Пожалуйста… я прошу вас.

После этих слов пламя ярости, готовое разгореться в глазах государя, внезапно угасло, и Искандер впервые внимательно оглядел стоящую перед ним девушку. Чтобы воспитанная в строгости и послушании женщина посмела заговорить с мужчиной в таком тоне, действительно нужен был весомый повод.

– Почему вы босиком? – вдруг спросил он. И, кажется, сам удивился своему вопросу.

– Мои сандалии не выдержали долгой дороги. – Солан вновь опустила голову. Если несколько мгновений назад ей было все равно, как она выглядит в глазах царя, то сейчас царевну смутило то, что мужчина видит ее неумытое лицо и грязные ноги. Не то что бы ей хотелось понравиться ему – просто это было само по себе неприятно.