не спешит презирать вещь за то, что она не играет сама по себе?!

«Семь несказанных, нежданных слов…»

Решив не сидеть зря перед часами, певец подумал попробовать подговорить всех любящих петь втородомовцев хотя бы до ближайшего Праздника Урожая исполнять только восхваления королевы Индис. Пусть сами придумают, как её прославлять. Неужели сказать нечего, а? Вы что, братья, не цените владычицу Нолдор?! А если Валиэ Вайрэ узнает? Причём здесь Прядильщица Судеб? Как причём? Не любите свою королеву, значит, и Валар не почитаете.

Печально улыбнувшись невысказанной шутке, менестрель вышел в сад, всё ещё не представляя, что можно спеть про Индис, не употребляя слово «вторая» и не оправдывая статус «не-первой». Золото Лаурелин заливало кусты, газоны и дорожки, играя каплями росы на лепестках долгие годы выращиваемых цветов с причудливыми узорами и переливами оттенков. Семья садовника поклялась своему принцу не выдавать никому секрет появления столь необычных кустов, какие бы богатства кто ни обещал. А если поинтересуются Валар? Хотя, зачем им?

Менестрель осмотрелся, ища глазами тех, кого можно попросить о помощи с песней об Индис. Однако, как назло, сад пустовал, и лишь неподалёку около фонтана пританцовывала темноволосая эльфийка, плетущая венки. Это была Митриэль, служанка супруги принца, знахарка, умеющаю готовить самые разные зелья. Она присутствовала при рождении каждого из детей Нолофинвэ и Анайрэ, облегчая тяготы появления младенцев на свет.

Искусно сочетая, казалось бы, несочетаемые цветы, эльфийка что-то негромко напевала, не обращая внимания на Аклариквета, наблюдавшего за ней. Менестрель с интересом смотрел, как ловко двигаются пальцы Эльдиэ. Митриэль была левшой, поэтому и обыкновенное плетение венков в её исполнении выглядело необычно.

«Даже о служанке есть что написать, — подумал с тоской Аклариквет, — а о королеве совершенно нечего».

Стало немного совестно: Митриэль — не просто Нолдиэ, решившая посвятить жизнь помощи семье принца! Она — одна из немногих представительниц народа, отрекшегося от Валар и оставшегося в Средиземье. Её родители и вождь отвергли помощь Оромэ, не поверили словам Светлых Владык.

Отвергли, не поверили и… Сгинули в опасной тьме.

А Митриэль здесь. Её чары много раз помогали эльфам, не желавшим беспокоить Айнур по пустякам.

— Хочешь мой венок? — спросила эльфийка, заметив внимание менестреля. — Спой о цветах так, как никто не пел.

Рассмеявшись шутке, но в душе ужасаясь, что не способен сочинить даже это, Аклариквет поспешил прочь из сада. Мысли вновь вернулись к клеймам на эльфах, словно на изделиях мастеров.

«Певец-для-глупых-девочек», «Скучный», «Провокатор», «Купленный».

Память Эльдар — не рисунок на песке у воды, она не стирается и не видоизменяется со временем, значит, и прозвища останутся с получившими их счастливчиками навек.

И даже если однажды «Певец-для-глупых-девочек» бросит вызов песней одному из Майяр и одержит победу… Хотя, нет, не одержит, но даже сам факт такого поединка — подвиг и причина для получения иного титула, да только не будет другого клейма. Если «Скучный» вдохнет жизнь в окаменевшее от страданий сердце, «Провокатор» воспоет вечную чистую любовь без насмешки, а «Купленный» расскажет всю правду о своих заказчиках, они всё равно останутся «Скучным», «Провокатором» и «Купленным». Навсегда.

— А почему меня это должно беспокоить? — спросил сам себя Аклариквет, направляясь к берегу Туны. — Да, я пишу песни, как кто-то говорит, под диктовку принца Нолофинвэ, и что? У меня есть всё, что я хочу: живу в красивейшем дворце, обо мне заботятся слуги, мой господин мудр и добр… От меня же требуется лишь воспевать Второй Дом Нолдор, раз принц Финдекано не хочет, Турукано не способен, а Ириссэ вечно гуляет по лесам. Второй Дом Нолдор должен громко заявлять о своих славных деяниях. Нет деяний? Придумаю. С фантазией, хвала Эру, всё в порядке. Или это подарок от Валиэ Вайрэ за хорошее поведение?

Злость снова натолкнулась на полное отсутствие идей, как и о чём петь про королеву Индис, и менестрель обречённо посмотрел на воду.

Что? Что способно выделить супругу нолдорана среди тысяч других эльфиек? И не то, что она вторая жена. В конце концов, многие Эльдар, родившиеся в Эндорэ, обрели в Валиноре повторное счастье, которое, разумеется, не хуже того, что было в Сумеречных Землях. Не просто не хуже! Лучше! Многократно лучше!

Но что же насчёт владычицы Нолдор? Что её выделяет?

Верховая езда? Многие это любят. Охота? Живя в Эндорэ, охотились почти все. Сказать, что Индис была и остаётся во всём лучшей? Да, «во всём». Просто не уточнять.

— Что ж, — развел руками менестрель, — обойдёмся общими словами о красоте, доброте, мудрости, прекрасном материнстве, любви к мужу и народу. Нолдор.

«Семь часов, семь комнат, семь шагов…»

Сердце дрогнуло от прикосновения ладонью к сверкающим золотом Лаурелин волнам реки. В отдалении, там, где пляж широко раскинулся и скрывался от посторонних глаз и ушей рядами плакучих ив, купались эльфы, весело смеясь и громко обсуждая новое платье Майэ Илмариэ. Никто из резвящихся в реке не был обнажён, значит, юные совсем. Король Финвэ не оценил бы такой скромности, зато госпожа Анайрэ, супруга принца Нолофинвэ осталась бы довольна.

Это тоже сюжет для песни, только снова не про Индис. Как спеть о ней? Как заставить себя думать о королеве?

Никто не знал, что все сочинения «Купленного» певца рождались из одной мелодии, одного образа и одной любви. Воспевая женщин, Аклариквет всегда пел только о своей Алой Леди, лишь переделывая текст под необходимый образ, а музыку — под настроение. Это была его собственная Тема Творения, его Айнулиндалэ, тайная и до дрожи бесценная. Чтобы начать сочинять новое, приходилось вскрывать вечно кровоточащую рану в сердце, снова петь никогда не звучавшую на публике песню, написанную ещё в юности. Тогда Алая Леди ещё звалась Медной.

Это была любовь с первого взгляда. Её огненно-рыжие волосы трепал ветер, заливистый смех звенел колокольчиком, она бежала по кромке воды, высоко задрав подол платья, чтобы соблазнить и без того влюбленного эльфа. И этим эльфом был не Аклариквет.

Менестрель надеялся, что безнадёжное увлечение пройдет, но, чем больше узнавал дерзкую и смелую, при этом милую и по-женски хитрую эльфийку, умевшую одеться так, чтобы казаться обнаженной, тем сильнее и глубже становились его чувства. Всё, что оставалось безответно влюблённому Аклариквету — наблюдать за тем, как его мечта и вдохновение выходит замуж, рожает первенца, затем появляются и другие дети, как