— Ничего у меня не пропало. Да и нечему там пропадать!Что у меня есть-то?

— А почему сигнализация не сработала? —скандальным голосом спросил завхоз, подтягивая штаны. Они пузырились наколенках и вообще выглядели не слишком изящно.

— Потому что внутри еще кое-кто оставался, —процедил Максим. — Кое-кто, перебравший пива! Разумеется, он будетнаказан, — Колька, что ли? — не поверил Роман Валерьянович и хлопнулсебя руками по бокам. — Безъязыков? Может, это он, того… Сигаретку затушилне там, где следовало?

— В моем кабинете? — переспросил Чагин, кинувосторожный взгляд на Сабину, которая отчего-то не могла оторвать от него глаз.Плащ она расстегнула, и испорченную юбку было отлично видно. — А вас чего,пожарники окатили? Если ноги мокрые, то как пить дать заболеете.

— Черт, это я виноват! — спохватилсяМаксим. — Сабина, пойдем скорее, сядешь в машину.

— Я поеду вслед за вами, — заявил Тверитинов нетерпящим возражений тоном. — Сабина подвезет тебя к дому, а я подвезу еедо ее собственного автомобиля.

Максим некоторое время переваривал информацию, после чегонеохотно согласился:

— Ладно, давай так. Если Сабина не против.

Они вышли из офиса на темную стоянку, под порывы холодноговетра, задиравшего одежду.

— Это же логично, — продолжал вслух рассуждатьТверитинов. — Как иначе она доберется до дому? Ее машина в моем дворе,верно?

Сабина их не слушала: она стучала зубами и мечтала о горячейванне. Максим ей очень нравился, и, возможно, в другое время она судовольствием смаковала бы эту симпатию. Но сегодня случилось столько всего,что на чувствах просто некогда было сосредоточиться. Взять хотя бы те ужасныеподозрения, которые она черпала из дневника Ани Варламовой. И вот еще что! Оназабыла спросить у Максима, когда Аня уволилась и сколько вообще проработала натом месте, которое теперь занимает она сама.

Оказавшись за рулем «Фольксвагена», Сабина некоторое времяосматривалась, примериваясь к новой машине.

— Да, жуткий получился вечерок, — вздохнулМаксим. — Надеюсь, ты не веришь в приметы?

— Это смотря в какие, — пробормотала она, трогаясьс места. Тверитинов включил фары и двинулся вслед за ней.

— Ну… Началось все бурно. Наше знакомство, я имею ввиду. Не каждый день натыкаешься на типов, размахивающих железяками. Потом мыхотели хорошо провести вечер, но даже не смогли поужинать. Странная киоскерша,странный ресторан, странный поджог…

— Будем считать это цепью ужасных случайностей, —примирительным тоном сказала Сабина.

Лучше бы он не говорил про приметы. Не то чтобы она быласуеверной, но все же как-то неприятно думать о том, что твое поступление наработу и знакомство с привлекательным мужчиной вызвало оживление неких темныхсил.

— Мое приглашение на ужин остается в силе, — напомнилМаксим. — Ты не забыла?

— Давай ты сначала подлечишь руку, — стесненноответила она.

Фары тверитиновского автомобиля смущали ее, как будто он нетолько сидел у них на «хвосте», но и мог слышать все, о чем они тутразговаривают.

— А что рука? Думаю, уже завтра я смогу спокойноуправляться с делами. — Он помолчал и сердито сказал:

— Хочешь правду?

Сабина быстро и тревожно посмотрела на него, но все-такикивнула.

— Сергею не понравилось, что он увидел нас вместе. Этокакой-то начальственный бзик, не иначе. И теперь вместо того, чтобы поцеловатьтебя на прощание, я должен буду по-товарищески пожать твою руку. Гутен нахт,геноссе Сабина!

— Да, жаль, что у тебя нет шторок на заднемстекле, — с серьезной миной отозвалась она.

Мысль о том, что Тверитинов едет следом, чтобы не дать им сМаксимом поцеловаться, здорово ее развеселила. — Мою предшественницу онтоже отслеживал, как строгий гувернер?

— Вот уж не знаю. — Максим никак не мог справитьсяс раздражением. — Она уволилась перед тем, как я пришел в «Бумажнуюптицу». Я ее даже ни разу не видел.

— Правда? — Сабина испытала внезапное облегчение.Слава богу! Если на фирме и творятся какие-то темные делишки, то Максим в нихне замешан. И к нему не относится страшное слово «ОН», которое так напугало ее,когда она читала дневник Ани Варламовой. И тогда… Тогда… Если что-нибудьслучится, она сможет обратиться к Максиму за помощью.

Сейчас она, разумеется, не станет ему ничего рассказывать.Во-первых, дневник еще не дочитан до конца. Во-вторых, Максим и Сергей —двоюродные братья, своя кровь. Кто поручится, что один брат не пойдет к другомуи не выложит все от начала и до конца? И тогда Тверитинов призовет ее к ответу.Придется рассказывать, как она забралась к нему в спальню, потеряла сережку, полезлапод шкаф, обнаружила блокнот, вытащила его и прочитала. Нет, нет и нет! Этопросто невозможно. Она будет молчать.

Максим объяснял, куда сворачивать, и они довольно быстродобрались до места. Во дворе было тесно, и машина еле-еле протиснулась в узкующель между тротуаром и гаражами-ракушками, наставленными как попало. Мордатверитиновского автомобиля всунулась вслед за ними. Они зарулили на крохотнуюстоянку, где обнаружилось свободное место. Тверитинов ждал.

— Смотри, он погасил фары, чтобы видеть, как мыпрощаемся, — мрачно сказал Максим. — Просто не узнаю его.

Сабина засмеялась и повернула ключ в замке зажигания.

— Не стоит разочаровывать начальника. Он обязательнодолжен увидеть что-нибудь стоящее.

Она наклонилась и хотела поцеловать Максима в щеку, но онподставил губы. Поцелуй получился мимолетным, но очень волнующим. Незнакомыйзапах, незнакомые ощущения… Приятные, пожалуй. Они выбрались из машины наулицу, и Максим быстро ушел, оглянувшись только раз, уже возле двери подъезда.

Сабина потрусила к машине Тверитинова, которая тихо рычаласзади. Он не вышел и не открыл для нее дверцу, а просто ждал, когда она займетместо рядом с ним. В салоне пахло кожей и очень ярко — ванилью, вероятно, онтолько что повесил на зеркальце новый освежитель воздуха.

— Все? — спросил Тверитинов, дождавшись, когда онаустроит ноги и запахнет полы плаща.

— А почему вы выключили фары? — ляпнула она.

— Потому что стоял на месте. Зачем пугать старушекярким светом?

Никаких старушек во дворе не наблюдалось. Да что там: ниодной вшивой кошки не было видно в палисаднике. Голые кусты растопырили встороны ветки, да одинокий «гриб» детской песочницы торчал среди черногогазона. Как сотни других дворов, этот казался неуютным и заброшенным. Потротуару время от времени проходила скорым шагом какая-нибудь фигура, но быстроисчезала во тьме — было уже поздно, и люди торопились спрятаться в квартирах.Гулять во дворе собственного дома поздно вечером давно уже не приходило никомув голову. Только хозяин какой-нибудь собаки Баскервилей мог позволить себеподышать свежим воздухом и поглазеть на звезды, покуда его любимица шныряетмежду тесно припаркованными автомобилями.