Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот, теперь мы более-менее понимаем, над чем трудился профессор. — улыбнулся Джо. — А я опасаюсь, что без базовой подготовки в этом вопросе мы не продвинулись бы дальше. Однако, к сожалению, должны вернуться к нашему грустному делу и к нашим печальным обязанностям. Итак — вы абсолютно убеждены, что сэр Гордон до последней минуты не проявлял никакого желания совершить самоубийство? Он не был склонен, ну, скажем, к внезапным приступам депрессии? Разочарования? Он никогда не говорил с вами в пессимистических тонах о жизни, о людях или о своей работе? Ну, словом, вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, сэр, я понимаю. — Рютт на секунду задумался. — Нет, сэр. Никогда. Напротив — сэр Гордон всегда производил на меня впечатление человека, который даже в моменты наивысшей усталости способен сохранять желание и волю к работе. Он был очень доволен своими последними достижениями и явно с подлинной радостью отдавал в печать свою книгу. Мне кажется, что отправляясь в Соединенные Штаты с лекцией, которая, по сути, была сокращенным вариантом его книги, он также чувствовал, что его там ждет большой и заслуженный успех. И хотя сэр Гордон в определенном смысле был специалистом в совершенно иной области — в экономике, — можно смело сказать, что те энтомологические исследования, которые он провел, уже в ближайшее время принесли бы ему мировую славу. Впрочем, он и так был одним из наиболее известных исследователей жизни ночных бабочек. Но энтомология — это такая наука, джентльмены, что многие выдающиеся ученые в этой области рекрутировались и рекрутируются из людей очень разных профессий. Наибольших достижений в знаниях о бабочках, пауках, пчелах и муравьях добились ученые, которые не были профессиональными зоологами.
— Да-да, понятно. А как, по-вашему: у сэра Гордона могла быть какая-нибудь причина для самоубийства?
— Причина, сэр?
— Да, то есть, не знаете ли вы о чем-нибудь, что могло бы подтолкнуть сэра Гордона к самоубийству, если бы он, скажем, совершенно неожиданно узнал об этом? — При этих словах Джо неподвижным взглядом всматривался в лицо молодого человека. Он заметил, что на лбу у Рютта появились маленькие капельки пота.
— Нет. Я не понимаю, сэр, о чем вы.
— Ну, может, будет проще, если скажу вам, что рядом с телом мы нашли письмо, в котором сэр Гордон утверждает, что он прощается с жизнью, чтобы дать возможность любимой им женщине жить с мужчиной, которого она, в свою очередь, любит. Прошу извинить меня за этот вопрос, но как человек, практически не расстающийся с Бедфордами, вы, быть может, имели возможность, которая позволила бы вам сказать, мог ли сэр Гордон написать такое письмо.
— Он… он это написал?. — прошептал Роберт Рютт и вдруг закрыл лицо руками. Но тут же выпрямился и опустил руки на колени. Джо заметил на его лице следы двух слезинок, которых молодой ученый не собирался скрывать. — Это ужасно, — прошептал он. — Нет, это невозможно. Он… он не относился к людям, которые могли бы уйти с чьего-то пути. Скорее я подозреваю, что он мог бы убить такого человека и свою жену. Но… но. — он развел руками и прошептал совсем тихо: — Нет, это ужасно.
— Я спрашивал вас, не заметили ли вы чего-то, что могло бы послужить оправданием такого письма?
— Кто? Я? — Рютт громко проглотил слюну. — Я? Нет, нет. — Потом вдруг повысил голос: — Нет, ну откуда я! Я всего лишь его секретарь. Если бы даже и что такое, я не смел бы даже видеть, но миссис Сильвия. Она вне всяких подозрений. Сэр Гордон окружал ее таким глубоким уважением. Нет-нет, точно нет.
— Ну хорошо, — вздохнул Алекс. — И вы напрасно так нервничаете. Вы ведь взрослый мужчина, а мы в данную минуту занимаемся расследованием, и нам нужна помощь, которую могут уделить люди, хорошо знающие и самого покойного, и отношения, которые царили в его окружении.
— Да, сэр, конечно, — прошептал Рютт и выпрямился на стуле, как школьник, которому сделали замечание. Но несмотря на видимые усилия, его глаза избегали встречи со взглядом Алекса, а пальцы сплетались и расплетались в неустанном, бессмысленном усилии.
— Возвращаясь к тому, что вы говорили ранее, — сказал Джо непринужденно, — такие собрания в шесть часов утра, после того как работа продолжалась до двух или трех ночи, я думаю не относились к обычному образу жизни и работы сэра Гордона?
— Что? А, да… скорее к обычному. Он всегда работал по ночам, когда было много работы, а обычно ее было очень много, потому что он ставил перед собой все более сложные задачи. Я привык к этому, хотя сначала и ощущал недосыпание. С другой стороны, потом обычно наступали периоды, когда я не был ему нужен, и тогда мог отсыпаться сколько угодно. Сэр Гордон не относился к людям, которые не замечают своих сотрудников.
— Значит, это смещение утренней работы на час не удивило вас сегодня в два часа ночи?
— Нет. Я работал до трех, закончил корректуру, поставил будильник на без четверти шесть, а когда проснулся, принял душ и спустился вниз.
Он вздрогнул.
— И обнаружили сэра Гордона мертвым, да?
— Да, сэр.
— И который тогда был час?
— Ровно шесть, сэр, минута в минуту. Сэр Гордон очень любил пунктуальность, и мы