— Может, пока хватит?

Кирилл послушно кивнул:

— Пока хватит… Перехожу к сути дела. В округе говорят, что у вас, господин Рахматулин Тимур, близкие отношения с Любой.

— В округе и не такое говорят…

Кирилл на недовольство Любиного жениха внимания не обратил, а продолжал гнуть свою линию:

— Дыма без огня не бывает. Значит, она вам нравится. Как порядочный человек и государственный служащий я обязан вас проинформировать, что Люба мне тоже нравится. Она молода, красива, медицинский работник, поэтому не надо будет по каждому пустяку бегать в поликлинику. А какие у нее формы! Даже этот идиот Рахматулин должен понять, что с такими бедрами она выносит хоть дюжину детей, а такой грудью дюжину выкормит. Насчет дюжины я хватил, конечно, но троих детей от нее я бы хотел.

Тимур пошел пятнами, но смолчал. А Люба, видя, что Кирилл опять наполнил свою рюмку, тихонько попросила:

— Вы, пожалуйста, закусывайте…

Но Кирилл Любу уже не слышал. Он поймал кураж, лицо его светилось подлинным вдохновением. Серафима смотрела на него, не скрывая обожания.

— Перехожу к конкретным предложениям. Если в ближайшее время в ваши планы не входит женитьба на Любе, то, с вашего разрешения, это сделал бы я. — В этом месте Серафима тихо ахнула и закивала согласно. — Я вас об этом честно предупреждаю, чтобы вы потом на меня не жаловались как на государственного служащего. Я слышал, что вы не хотите, чтобы Люба училась дальше. А я рад, что она хочет учиться, потому что самое выгодное помещение денег — это помещение денег в образование детей, а еще лучше в образование молодых жен. — Тут Кирилл снова обратился к кому-то в пространстве: — Этот придурок явно не понимает, о чем я говорю.

— Этот придурок понимает, — мрачно заметил Тимур.

— Тогда пусть отвечает.

— И не подумаю.

— Почему? — искренне удивился Кирилл.

— По кочану, — Тимур был немногословен.

Поскольку ответ Кириллу не понравился, он встал для дальнейших уточнений. Люба и Серафима испуганно зажмурились: слишком уж разные весовые категории были у Кирилла и Тимура. Но тут Кирилл пошатнулся. Люба едва успела подставить ему свое хрупкое плечо.

— Ну зачем же вы столько пьете с ушибленной головой-то? — Люба чуть не плакала.

Кирилл собрался с мыслями и взял направление на диван.

— Извините. Я немного перебрал. Можно я полежу?

Серафима жалостливо запричитала из своего кресла:

— Полежи, полежи, миленький!

Тимур нахмурился, с шумом отодвинул стул.

— Не надо ему лежать. Я его отвезу.

Он сунул в руки Кириллу папочку и пиджак и почти на себе выволок его на улицу. Там он с трудом усадил Кирилла в кабину грузовика, завел двигатель, прислушался к его работе. Наконец машина тронулась.

С минуту ехали молча. Можно было подумать, что Кирилл задремал. Вдруг совершенно отчетливо он произнес:

— Третий цилиндр. Свечи надо менять. И сцепление на соплях.

Тимур уже вырулил за село и теперь мчал на большой скорости по довольно ухабистой дороге. Кирилла сильно мотало из стороны в сторону.

— Ты и в этом понимаешь вроде?

Кирилла очередной раз подбросило. Чертыхнувшись, он ухватился руками за дверцу.

— Я понимающий. Ты давно в наших краях?

Тимур усмехнулся.

— Эти края такие же наши, как и ваши.

Кирилл замотал головой отрицательно. Отпустил руку, и его опять здорово подбросило.

— Ничего подобного. Татары до Пскова не дошли.

Тимур присвистнул и поехал еще быстрее.

— Вы были под нашим игом триста лет, и мы за триста лет не дошли до Пскова? Смешно!

Кирилл протестующе махнул свободной рукой. Ответил на удивление членораздельно:

— Современная история ига не подтверждает. Да, мы, чтобы не содержать огромную армию, сам знаешь, какие у нас обширные территории, — и Кирилл для наглядности все той же свободной рукой обвел бескрайние поля, холмы и леса, через которые они ехали, — …так вот, мы нанимали татар для охраны.

— Для охраны? А кто ясак нам платил?

Похоже, быстрая езда по ухабам здорово обострила у обоих историческую память.

— За армию всегда приходится платить. И сейчас нам родная армия дорого обходится. — На лице Кирилла была написана крайняя степень недоумения: как это можно таких очевидных вещей не понимать?

— Да вы без нас, татар, ни одной битвы не выиграли! Если бы не татарская конница, ты думаешь, Александр Невский осилил бы немцев на Чудском озере? У вас же в основном пехота была. А сколько раз мы Москву поджигали, когда вы дань задерживали!

— Да. Вы несколько раз Москву поджигали. А мы Казань один раз взяли и уже несколько столетий…

— …не знаете, что с ней делать. — Тимур резко затормозил в километре от арки с надписью «Санаторий „Удельное“». — Всё. Приехали. — И выскочил из машины.

Дверца открылась, и Кирилл буквально вывалился из кабины прямо в не слишком приветливые объятия Тимура. Они стояли посреди дороги, слегка покачиваясь: Кирилл под собственной тяжестью, Тимур — под тяжестью Кирилла. Потом Тимуру это вынужденное братание надоело, и он Кирилла легонько от себя оттолкнул. Тот мягко осел своими дорогими брюками прямо в пыль. Укоризненно покачал головой:

— Нехорошо так поступать с пьяным, а следовательно, беспомощным человеком.

Тимур равнодушно наблюдал, как Кирилл пытается подняться.

— А не надо пить на войне.

— Мы разве уже в состоянии войны?

— А как ты думал? Ты хочешь увести мою женщину. Значит, вступил со мной в войну.

Кирилл наконец-то встал на ноги. Поднял с земли пиджак и кожаную папку. Подивился их жалкому виду. Уставил на Тимура смеющиеся и почему-то совершенно трезвые глаза.

— Воевать так воевать! Десант не отступает.

Оказавшись в позиции, когда смотреть на Кирилла опять приходилось снизу вверх, Тимур чувствовал себя менее уверенно.

— Ты в десанте служил?

— Старший лейтенант. Командир взвода.

Тимур ухмыльнулся тонким ртом. Все же его взяла.

— А я капитан. Командир танковый роты.

Кирилл рассмеялся и шутливо взял под козырек:

— Встретимся на поле боя! — И, перекинув пиджак через плечо, двинулся в сторону санатория.

Охранник Степан только руками развел, пробормотал удивленно: «Совсем в лоскуты пьяные!» От московского начальства он такого явно не ожидал. Тем более среди белого дня.

Под недоумевающими, сочувствующими и удивленными взглядами отдыхающих и персонала Кирилл шел к своей палате и при этом не забывал учтиво раскланиваться направо и налево.