За год мы с бедным художником очень сблизились. Искусство не приносило ему больших доходов, но меня это не смущало. Хотя Кен был отнюдь не богат, я любила его, и мы обручились.

В ноябре, в День Благодарения, мой бедный художник пригласил меня на обед к своей матери и попросил особенно не наряжаться. Поэтому я втиснулась в любимые джинсы “Джордаш”, с великим трудом застегнув молнию, и надела фирменную футболку с эмблемой кока-колы и надписью “Вот это вещь!”

Едва войдя, Кен окинул меня беглым взглядом и вежливо поинтересовался, не хочу ли я переодеться.

– Во что? – удивилась я. – Ведь ты же сам просил меня не наряжаться.

Заметив мое недоумение, мой приятель сказал:

– Не позволишь ли? – он просил разрешения заглянуть в мой шкаф.

Оттуда он выудил изрядно потрепанные серые шерстяные брюки, белую хлопчатобумажную блузку с воротником-стойкой и бежевый свитер из шетландский[8]шерсти, слегка побитый молью. Я вообразила, будто он хочет, чтобы я надела эти старые тряпки потому, что его родители очень бедны. Они жили в штате Нью-Джерси, и я ожидала попасть в какую-нибудь развалюху, затерявшуюся в многолюдном квартале Ньюарка.

На старом “Плимуте” Кена мы добрались до Нью-Джерси и миновали оживленный город. Постепенно зелени становилось все больше, а ландшафт приобретал черты сельской местности. Наконец мы свернули на грунтовую дорогу, которая, казалось, протянулась на многие мили. Подскакивая на ухабах, я недоумевала, что за дыра нас ожидает. Вдоль дороги шли огороженные луга, где паслись великолепные чистокровные скакуны.

Единственным встречным оказалась женщина на коне, облаченная по всей форме: жокейский шлем, брюки, жакет и сапоги для верховой езды. Заметив приближение нашей колымаги, всадница остановилась, ловко спешилась и, держа коня за повод, подошла к окну машины.

– Кенни, сколько зим, сколько лет, – воскликнула она. – Как я рада тебя видеть!

Пару минут они с Кеном обменивались любезностями, а потом мой приятель представил меня, и незнакомка спросила: How do you do?

Я не совсем поняла вопрос и, решив, что он означает что-то вроде “Как поживаете?” ответила:

– Отлично, а вы?

Она рассмеялась и, поболтав еще немного с Кеном, сказала:

– До свиданья.

Я не преминула заметить, как приятно мне было с ней познакомиться.

Всадница улыбнулась Кену и ускакала.

Мы поехали дальше по дороге, которая все больше походила на типично английский проселок. Появились красивые дома, расположенные в глубине участков. Потом мы свернули на еще более узкую извилистую дорогу, посыпанную золотистым гравием. Вдали смутно угадывался огромный особняк, к которому она вела. Я ожидала, что Кен проедет мимо, к скрытым за домом постройкам для прислуги, где обитает его “мамуля”.

Но нет, он направил машину прямо к дому, миновал широкую дорогу, которая описывала круг перед главным фасадом, и остановился у парадной двери. Тут до меня дошло, что это, должно быть, и есть дом его родителей. Я была ошеломлена: челюсть отвисла от изумления, а язык так плохо слушался, что мне удалось только невнятно пробормотать: “Т-т-так т-т-твои родители живут здесь?”

Кен взял меня за руку и подвел к двери, за которой меня ждали новые впечатления, изменившие всю мою жизнь.

Оказалось, что мой друг происходит из семьи потомственных аристократов. Много лет он виртуозно скрывал этот факт от своих друзей-художников. Наверное, из его знакомых я была первой, кому он открыл правду о своем далеко не скромном происхождении.

Мать Кена грациозно спустилась по длинной лестнице, протянула мне теплую ладонь и сказала:

– How do you do? Кенни мне столько о вас рассказывал.

Я обрадовалась, что она добавила еще одну фразу и мне не придется снова отвечать на непонятный вопрос How do you do?

Мать Кена была замечательная женщина, и скоро мы с ней подружились. Но потом случилась трагедия: через несколько лет Кен погиб – разбился на своем самолете “Сессна-150”. Я так до конца и не оправилась от этой потери, но что делать, жизнь продолжается… А с его матерью мы дружны до сих пор. Многими откровениями из области нравов и обычаев американского высшего света, которыми я собираюсь с вами поделиться, я обязана именно ей – самой чудесной из знакомых мне Принцесс, “мамуле”.

Так случилось, что несколько лет я имела возможность наблюдать мир с высоты классовой пирамиды. Я увидела то, что люди ошибочно называют сладкой жизнью богачей. Хотя мы с Кеном сделали выбор не в ее пользу, я знаю ее не понаслышке. Призвав на помощь свое чувство юмора, я передаю эти открытия всем, кто нацелился на первоклассного партнера из элиты.

Теперь, оглядываясь на свою весьма средненькую квартирку, которой я так гордилась, я понимаю, почему при взгляде на нее любой аристократ закатил бы глаза. Сейчас я процитирую самодовольное описание своей заново обставленной резиденции, приведенное выше, но на этот раз перечислю все двадцать три промаха, которые выдавали мое происхождение – скорее пролетарское, нежели аристократическое.

Но сначала поговорим о манерах. Помните, я упоминала, что, встречая человека впервые, неизменно сообщала ему, как мне приятно с ним познакомиться. (1)

С этого начинаются мои ляпсусы. Я обнаружила, что аристократы никогда не говорят “Очень приятно познакомиться”, даже с самой безупречной интонацией. Они, как правило, произносят: How do you do? (“Как поживаете?”). Имейте в виду, что это не вопрос, требующий вразумительного ответа, а нечто вроде мелодичного чириканья, которое издают при встрече представители элиты.

Когда респектабельная соседка Кена сказала мне: How do you do, я по глупости добросовестно ответила: “Отлично, а вы?” Неудивительно, что мои слова вызвали у нее нервный смешок.

Так как же следует отвечать на вопрос How do you do? Аристократы реагируют на него совершенно бессмысленно, повторяя, как попугаи, те же самые слова: How do you do. Только в конце ставят точку, а не знак вопроса.

Потом, дабы еще больше травмировать аристократическую чувствительность соседки Кена, я сказала: “Приятно было познакомиться”. (2) А вот и нет, Лейл! Нужно было просто сказать: “До свиданья”. Не “Пока!”, не “Привет от старых штиблет!”, не “До скорого, чувак!” и не претенциозное итальянское “Чао!” Аристократы говорят просто “До свиданья” – коротко и ясно. Даже беседуя по телефону, они в конце разговора внезапно пропоют свое “До свиданья” (даже не скажут: “До скорого свиданья”) и – щелк! – короткие гудки.

Разумеется, я вела себя дружелюбно и говорила практически каждому встречному “доброго вам дня”. (3)