И не больше.

Игрейнию это настолько угнетало, что она приходила в отчаяние.

И на шестой день она не выдержала. Ей показалось, что она сама превратилась в дерн. Повернула голову налево, затем направо: оба ее охранника вроде спали. Обвела взглядом лагерь и поняла, что Тейер, Тимоти и Брэндон тоже видят сны. Больше никого поблизости не было. Она слышала, как с вечера Эрик с Кэмпбеллом договаривались отправиться пораньше на охоту, чтобы раздобыть для них мяса.

Игрейния встала как можно тише, еще раз оглянулась и на цыпочках поспешила к ручью.

Она немного поколебалась, прислушалась, быстро разделась, собираясь прыгнуть в воду, и тут же выскочила обратно. Но как после этого надеть платье, на котором запеклась кровь Ганнета?

В долгое путешествие Игрейния захватила с собой еще одну рубашку и запасное платье, но и то и другое осталось в лагере. Возвратись она за вещами, и охранники вполне могли бы ее услышать.

Но они и сейчас могут проснуться и сразу броситься к ручью. Подумав, Игрейния спустилась вниз по течению. И стала раздеваться только тогда, когда почувствовала себя в полной безопасности. Но в тот же миг услышала крики в лесу.

– Сбежала! – вопил Джеффри.

– Не может быть! – взревел в ответ Ангус.

– Лошади! Посмотри лошадей!

– Да нет! Она бы не решилась выехать на дорогу. Надо бежать к ручью!

Игрейния инстинктивно юркнула под деревья, пытаясь натянуть на себя платье. Треск ломающихся ветвей говорил ей, что мужчины близко. И она ринулась в чащу.

– Леди, вернитесь! – крикнул Джеффри.

– Пошли к черту! Оставьте меня хоть на пять минут одну, – так же громко ответила Игрейния.

– Она хочет убежать! – испугался Джеффри.

– Ничего, догоним! Нельзя позволить ей смыться! – отозвался Ангус.

– Нет! – прохрипела Игрейния. Она запуталась в одежде и хотела объяснить, что ее сторожа ничего не поняли. Но споткнулась о корень и шлепнулась на мокрую землю. И тут же над ней навис один из охранников.

– Нет! – повторила она. – Да подождите же!

Но это оказался Ангус – великан с огненно-рыжей шевелюрой, страшный, как гнев Божий.

Игрейния не выдержала, вскочила и побежала. Она удалялась от ручья по петляющей лесной тропинке. И на секунду в душе ее поселился восторг: она могла бы ускользнуть, если бы захотела. О, какое это сладкое чувство – свобода!

Ощущение свободы заставило ее сделать новый рывок. Разум подсказывал: еще немного, и преследователи отстанут. Она способна их перехитрить. А Эрик блефовал, когда грозил убить стариков. Она не стоила их жизней. Она вообще для него ничего не стоила – была всего лишь ценной пешкой в шахматной партии. Вещью, которую он собирался подарить своему королю.

А как поступит с ней король? Этого никто не знает!

Игрейния не собиралась бежать. Но теперь возврата, кажется, не было. Топот в лесу за спиной стихал. У нее все получилось прекрасно. Но без лошади ей далеко не сбежать. Остается укрыться в чаще. Одна она может двигаться почти незаметно. Надо перейти границу и, оказавшись на севере Англии, пробираться к Лондону. Бандитка Анна научила ее никому не доверять.

Игрейния бежала так быстро, что ей чудилось, будто ноги летят по воздуху. В душе опять возник восторг, и он давал ей силы для полета. Она нисколько не запыхалась, не вспотела – она парила.

Но внезапно путь преградила огромная фигура – из-за деревьев на тропинку вышел человек.

Игрейния не сумела сразу остановиться и налетела прямо на него. Нос, подбородок, ладони уперлись в могучую грудь. Она попыталась сохранить равновесие, и тут ее схватили за волосы. Топот позади замер. Оказывается, она не так уж далеко оторвалась от погони.

За спиной стояли Джеффри и Ангус. Игрейния их не видела, потому что те волосы, которые не попали в кулак Эрика, упали на глаза и ослепили ее.

– Ребята, похоже, вы кое-что проморгали, – насмешливо процедил шотландец.

«Кое-что»!

Разъяренная, еле сдерживая готовые хлынуть слезы, Игрейния в полном отчаянии попыталась нанести болезненный удар, но вместо этого оказалась согнутой в три погибели: Эрик заломил ей руку за спину и прижал спиной к своей груди так, что она не могла пошевелиться.

– Вы оказались правы, – оправдывался Джеффри. – Она опасная штучка.

– Попыталась нас надуть, – поддержал товарища Ангус.

– Но далеко не убежала.

– Не убежала, – согласился Эрик с угрожающим спокойствием. – Потому что за леди присматривал я сам. – Он освободил ее руку, но как только Игрейния сделала шаг в сторону, опустил ей на плечо ладонь. – Что ж, мадам, настало время поговорить.

– Нет!

– Да!

– Мне нечего вам сказать.

– Это даже удивительно. Впрочем, не важно – говорить буду я. – Эрик толкнул ее в чащу, подальше от остальных.

Стоило Игрейнии остановиться и попытаться оглянуться, как ее снова толкали в спину.

– Да постойте же, черт побери! – взмолилась она и получила очередной тычок.

– Вперед!

– Вы ничего не поняли! Я не пыталась…

– Не пытались? Мадам, да вы убежали!

– Ничего подобного! Я не убегала. Но нельзя же, чтобы ваши люди ежесекундно находились подле меня! Я проснулась, и мне потребовалось уединиться…

Его рука опустилась ей на плечо. Игрейния изо всех сил старалась не расплакаться, когда он снова развернул ее спиной к себе и пихнул, заставляя идти вперед.

– Ну и что? Собираетесь меня утопить? – спросила она.

– Мысль заманчивая.

Оказавшись на берегу, Игрейния остановилась. Они успели изрядно подняться вверх по течению и теперь находились далеко от лагеря. Удачное место, если шотландец в самом деле задумал совершить преступление.

Она вздернула голову и сердито посмотрела ему в глаза.

– Да послушайте же вы…

Но не успела продолжить: Эрик буквально задохнулся от злобы.

– Нет, это вы послушайте меня! И зарубите себе на носу: вы мне испортили столько крови, как никто за всю мою жизнь! Вы не желаете оставаться с моими людьми? А я не желаю гоняться за вами по лесу! Но приходится. Поэтому снова объясняю ваше положение: вы наша пленница, узница, заложница, добыча! И абсолютно не важно, чего вы желаете, а чего нет.

После всего, что случилось, Игрейнию уже не волновало, что ее ждет впереди. Надежда на побег умерла так же быстро, как и возникла. Но от того, что Эрик стоял перед ней, явно умытый в этом самом прохладном ручье, в свежей одежде, ей стало еще противнее. У нее было единственное желание в жизни: соскоблить с тела кровь и грязь, которые коростой облепляли кожу.