возвращающейся домой Вероникой.

У нее была знакомая мне сумка с туфлями и рабочим платьем. Я почувствовала зависть к ее новым хозяевам, которые здорово выиграли на моих несчастьях. Затем мне стоило больших трудов удержать ее и не дать ей убежать.

— Прошу тебя, Вероника, — сказала я. — Мне очень нужно поговорить с тобой.

Она вежливо попыталась меня обойти, но все же остановилась и сухо улыбнулась. В ее глазах читалось отвращение.

Этот взгляд очень беспокоил меня. Мне было непонятно, что является причиной этого выражения — преступление, полиция, газеты или что-то другое, темное и глубоко личное. Я запоздало извинилась за поведение Джоэла в ночь его праздника.

— Он очень много выпил. Ты имела право на него сердиться, но нам всем так тебя не хватает. Особенно детям.

Тень прошла по ее лицу. Она любила детей, в особенности Питера. Она хвалила его за аккуратные записи в школьных тетрадях и называла «маленьким доктором».

— Не вернусь, — сказала она, прячась под маской упрямства.

— Я знаю, что ты не можешь. Я понимаю тебя.

Ей стало заметно легче. Она думала, что я буду уговаривать ее вернуться к нам. Когда этот вопрос был урегулирован, она поинтересовалась, зачем я приехала в Эль-Баррио. Мы стояли в испанском квартале и с напряжением смотрели друг на друга. Я не знала, как мне просить у нее помощи, поэтому сказала напрямую:

— Ты знаешь Тоньо Переса?

При этих словах в ее взгляде вновь появилось отвращение. Она попятилась, и мне показалось, что она собирается уйти. Схватив ее за руку, я рассказала ей о старых газетных статьях и о том, как я вышла на это имя.

— Это сын миссис Перес? — спросила я и, так как Вероника упрямо молчала, добавила: — Может, Джоэл познакомился с ним, пока тот скрывался?

Она медленно покачала головой.

— Бросьте все это, миссис Бенсон, — сказала она. Ее глаза были черными и твердыми, как вулканическое стекло, и она была совсем непохожа на ту Веронику, которую я знала. Но я не могла оставить это дело. На чаше весов была вся жизнь Джоэла.

— Вероника, я знаю, что Джоэл поступил ужасно по отношению к тебе. Но мне больше никто не может помочь. Он попал в беду, и он мой брат. Даже больше, чем брат, ведь я вырастила его. Он мне как сын.

На мгновение в ее глазах появилась жалость.

— У вас есть сын, — сказала она, обретая прежнее выражение лица, — у вас двое детей. Забирайте их и бегите отсюда.

Как-будто это сказал каменный идол, бессердечный и непоколебимый. У меня перехватило дыхание.

— Мне пора идти, — сказала она, вырвав свою руку из моих пальцев.

— Как ты можешь? — я внезапно поняла, что именно Джоэл устроил эту резню. Но это было невозможно! Запинаясь, я начала доказывать, что убийства, совершенные раньше, совпадают с его поездкой в Марокко.

— И это не выдумка. Полиция все проверила.

— Полиция. — Казалось, она взвешивает это слово. — Копам известно, кто убил этих девушек?

Это выглядело так, как-будто я разбила кулаки о дверь, которая была открыта.

— Но ведь это был Тоньо — с глупым чувством облегчения сказала я.

— Конечно, и все об этом знают, — ответила она.

Мне стало так легко, что у меня закружилась голова. После ее сурового предупреждения насчет моих детей, ее легкое согласие со мной казалось ошеломляющим. Но шаг за шагом я должна была понять все до конца.

— Но, если это был Тоньо, это не мог быть Джоэл. Зачем тогда ты предлагаешь мне бежать и бросить брата?

На этот раз я попала в точку. В ее черных глазах было беспокойство, почти злость, перемешанное с состраданием. Никакие объяснения не могли оправдать жестокость ее предупреждения. Но я в то же время знала, что в ней не было жестокости, а была лишь забота о моих детях. Все это наконец заставило ее заговорить. Мне казалось, что она думала именно о моих детях, когда мы молча стояли на углу улицы, а вокруг нас прыгали черноволосые девочки.

— Ты не знаешь, где сейчас Тоньо? — тихо спросила я. — Куда он исчез? Если бы полиция смогла найти его…

Я осеклась. Лицо ее напряглось, и мне показалось, что она сейчас убежит от меня. Я ругала себя за то, что приплела полицию. Видимо, с детства это слово было для нее олицетворением ужаса. Я чувствовала, что разрушила все шансы Джоэла.

— Если Кэрри и Питер в опасности, то ты должна обо всем рассказать мне.

На это она глубоко вздохнула, и поглядела на меня почти с ненавистью. Тогда я поняла, что вновь закрепила свои позиции.

— Пойдем, — сказала она и, повернувшись, направилась вдоль Лексингтон Авеню.

Не понимая, что происходит, и вместе с тем боясь нарушить ее целеустремленность, я быстро зашагала рядом с ней мимо всевозможных кафе, фотографий и аптек. Возле студии звукозаписи я чуть-было не столкнулась с каким-то небритым человеком. Под звуки рок-н-ролла мы покачались друг перед другом, и когда я наконец обошла его, то уже боялась, что Вероника растворилась в толпе Испанского Гарлема. Я побежала вперед и настигла ее в тот момент, когда она сворачивала на одну из грязных и мрачных улиц.

Многоквартирные дома, мусорные ящики, недавно побеленная церковь в одном из дворов, а рядом с ней часовня. В одном из ее закопченных окон был виден букет искусственных цветов.

Апрельское солнце потеряло свое тепло. Мне стало зябко, то ли от холода, то ли от страха. Когда передо мной упала зажженная сигарета, я поглядела наверх и увидела улыбающегося мне с пожарной лестницы мужчину.

У меня появилось желание повернуться и убежать. Я вспомнила вечер в Ла-Эсмиральда, когда синее море стало черным, а хижины стали мрачными и зловещими. Паника того дня вновь вернулась ко мне. Только теперь я была уже не маленькой девочкой и не могла спрятаться в отеле: я боролась за своих детей и за своего брата.

Вероника неожиданно остановилась и тронула меня за руку.

Перед нами был один из цветочных магазинов «Botanica Tropical». Через пыльное окно я различила несколько статуэток святых. Я узнала Санта-Барбару, а рядом с ней темный лик Сан-Мартина Де Поррес. Возле каждого стояли зажженные свечи.

— Что это? — спросила я. — Разве мы собираемся туда идти?

— Теперь вам надо быть поспокойнее.

Она