Евгений помнил, как в пятом или шестом классе, вероятнее всего, в пятом, когда учились во вторую смену, пацаны сбежали с последних уроков смотреть широкоэкранный цветной фильм «Великий воин Албании Скандербег». Это название Евгений Петрович помнит до сих пор, потому что всю группу на следующий день вызвали в учительскую и допытывались, кто был зачинщиком. Все молчали, «как партизаны». В наказание их выстроили около учительской, и они простояли-промаялись с шести до десяти часов вечера, когда уже закончились занятия в вечерней школе. Еще и дома получили нахлобучку, но там уже каждый единолично изворачивался, как мог. Не стоял с ними около учительской только один Вовчик, сынок какого-то начальника из Шахтоуправления. Собственно, он-то и был тем самым зачинщиком, подговаривая сбежать с уроков и рассказывая в красках какой это замечательный фильм. Пацаны договорились не разговаривать с Вовчиком и не поддаваться на его попытки к общению. Но хватило их только на неделю.

Каждый человек имеет собственное детство. И у каждого оно плохое ли, хорошее ли – свое. Впрочем в этом разделении есть свой вопрос, на который и в зрелом возрасте ответить случается трудновато: чем отличается плохое детство от хорошего?..

Отчим Евгения работать начал в возрасте, когда его более благополучные сверстники из обеспеченных городских семей еще только знакомились под присмотром домашних учителей с основами азбуки и арифметики. И все-таки Евгений никогда не слышал от него сетований на трудно прожитое детство, на сверхраннее приобщение к тяжелому труду. Более того, это воспитало в нем довольно своеобразный взгляд на взаимоотношения между «отцами и детьми». Во всяком случае, он, горнорабочий очистного забоя, был совершенно твердо убежден, что труд с малолетства еще никому не вредил. И это убеждение воспитывал в своих и приемных детях не только словом, но и делом.

Во всяком случае, оглядываясь на свое детство, Евгений не мог точно определить тот возраст, с которого стал помогать по хозяйству отцу и матери. Сколько себя помнил, столько, кажется, и работал: сначала, как водится, «принеси-отнеси», потом «вскопай грядки, наруби дров, накоси сена для коровы»…

В общем, воспитание трудом в семье было естественным, совершенно бесприказным и ненасильственным. Правда, не обходилось и без повышенных тонов:

– Женя, наруби дров! – скажет мать. А тому «шлея под хвост попала».

– А чо, все «Женя», да «Женя», – попытался он взбрыкнуть.

– Что больше в доме некому топор в руках подержать? – делает он еще одну попытку свалить рубку дров на одного из младших братьев. Но подобные «взбрыки» и его, и братьев, и сестры родители укрощали мгновенно и без крика:

– Тебе сказано – ты и делай!

Повальное увлечение фотографией началось у шахтерских пацанов где-то в середине пятидесятых. К тому времени у каждого были невесть откуда бравшиеся небольшие деньги, сэкономленные из тех, что удавалось выклянчивать у родителей. Женю как-то обошла стороной эпидемия игры на деньги, но у некоторых подростков карманы оттопыривались от монетной мелочи, которую они выигрывали в «орлянку», «стенку» или «биту». Самая простая игра – в «орлянку» заключалась в том, что монета подбрасывалась вверх, а двое играющих заранее уговаривались: «орлом» или «решкой» упадет на землю. Отгадавший забирает монету себе.

В «стенку» играли так. Ребром монеты первый играющий бил о любую стенку так, чтобы она отлетела подальше. Другие по очереди пытались отправить свою монету от удара об стенку так, чтобы она как можно ближе упала к первой. И если растопыренными пальцами можно было дотянуться от первой до второй монеты, выигравший забирал себе обе.

Кто читал рассказ Валентина Распутина «Уроки французского» или видел фильм, поставленный по этому рассказу, может зрительно представить себе эту игру.

Игра в «биту» была самой сложной и самой массовой. Шагов за десять от играющих столбиком одна на другую ставились монеты игроков, которые по очереди бросали биту, стараясь попасть в монетный «столбик». Попавший в «столбик» игрок получал право бить по монете, стараясь, чтобы от удара она перевернулась противоположной стороной. В этом случае он забирал монету себе, в противном случае передавал биту следующему игроку, и так по кругу. Конечно же от этой игры монеты деформировались, продавцы в магазинах и киоскеры в кинотеатрах ворчали, когда игроки расплачивались такой «валютой».

Самым удачливым игроком был Петька по прозвищу Пончик, который первым в поселке и приобрел на выигранные деньги фотоаппарат «Любитель». С важным видом он расхаживал по дворам знакомых пацанов, которые с нескрываемым удовольствием позировали, а через несколько дней получали от Пончика фотографии конечно же за деньги. Таксу устанавливал он сам.

Если кто помнит, «Любитель» был самым дешевым зеркальным фотоаппаратом с широкой пленкой, позволяющим без увеличения получать фотографии размером 6×6 см.

Женя прямо-таки загорелся фотографией, ее возможностями разглядывать мир через глазок объектива, а потом печатать картины этого мира, на мгновение попавшиеся в глаза.

Путем жесткой экономии на всем через два месяца Женя, торжествуя в душе, приобрел заветный «Любитель».

А потом надо было приобретать или доставать красный фонарь, фотобачок, ленту-коррекс, кюветы, пинцеты и прочие так необходимые в фотографии принадлежности. Хотя на первых порах для обработки снимков широко использовалась обычная кухонная посуда, конечно, втайне от домашних и особенно от матери. Смешно сказать, но необходимые для обработки снимков химикаты покупали в аптеке, и отмеряли для проявителя и закрепителя требуемые дозы… чайными ложечками. Евгений Петрович до сих пор помнит названия наиболее употребительных ингредиентов (поташ, сода, гипосульфит).

Зато какое было наслаждение, сидя в комнате, освещаемой красной лампочкой (нередко красили ее сами) или красным фонарем, тоже самодельным, наблюдать таинство постепенного проявления на фотобумаге изображения того, что ты фотографировал. «Остановись мгновенье! Ты прекрасно!» – говаривал нам великий поэт. А мгновение останавливал ты – ну, разве не волшебство?

В «Любителе» разочаровывало одно – малое количество снимков, всего двенадцать, и небольшой формат фотографий. А хотелось ведь большего!

И вот пацаны додумались до того, что изготовили из обыкновенной жести и установили внутрь фотокамеры рамку с отверстием под кадр и крылышками для фиксации пленки. Теперь можно было делать снимки на узкую пленку. Естественно, что количество снимков нужно было держать в уме или записывать. Да и передвижку пленки с кадра на кадр надо было определять сначала опытным путем. Но ведь получилось! И снимки-то выходили неплохими.

Конечно, и выдержка, и величина диафрагмы определялись «на глазок». Это уже потом появились всякого рода фотоэкспонометры.

С тех пор искусство фотографии шагнуло далеко вперед. Уже коллекционными раритетами стали «Любитель», «Школьник», «Смена», «ФЭД» и другие марки отечественных фотоаппаратов.

А после первой получки на Дальзаводе Евгений приобрел настоящий «ФЭД», который сопровождал его по жизни лет сорок. Он и до сих пор еще у него хранится вместе с другим «ФЭДом», «ценным подарком от Главкома ВМФ с соответствующей табличкой на футляре. Интересно, что из этого «ФЭДа» он не сделал ни единого снимка.