Тогда спешно пригласили нескольких писателей, чтобы выправить ситуацию. Все равно фильм был очень длинным, и смотреть его тяжело.

Ставку делали на красивые виды, масштабность съемок и тонкую игру актеров. Но играть тоже оказалось нелегко. Наташа Ростова не Сабрина, а «Война и мир» не комедия, характеры героев должны быть в развитии, но его не было, как не всегда бывала единая линия поведения героев в разных частях сценария.

Роль князя Андрея Болконского сразу предложили Мелу, позже мы все поняли, какой ошибкой было соединить нас в любовной истории, пусть и столь целомудренной. Мы с Феррером просто не могли играть перед камерой ни бурную страсть, ни даже влюбленность, это наше и только наше, выносить свои ощущения на зрителя ни я, ни он не способны.

К сожалению, к моему величайшему сожалению, мы снимали грандиозную не только по масштабности, но и по духу эпопею просто как большой красивый фильм с множеством сцен, временами даже не слишком связанных между собой… Позже, когда мне пришлось играть сестру Люк в «Истории монахини», я поразилась тщательности подготовки к съемкам. Режиссер «Истории» Фред Циннеман не просто изучил натуру, на которой нужно снимать, он привлекал к поездкам нас с автором сценария Андерсоном, чтобы мы могли на собственном опыте почувствовать атмосферу монастырей. Мы, актрисы, игравшие монахинь, жили в этих обителях, молились вместе с сестрами, учились ходить, как они, стоять, как они, ели и спали в обители. Но главным было даже не подчинение распорядку дня, актеры — народ привычный ко всему, а необходимость, например, по-настоящему молчать целый день, потому что говорить не положено. Или присутствовать на операции, во время которой только что родившийся ребенок погиб! Мы провели несколько дней в лечебнице для прокаженных, помогая облегчать боль этим людям.

Потому, когда приступали к съемкам фильма Циннемана, не просто знали текст или мизансцены, а знали, как проживать каждую сцену. Нельзя играть что-то, не прочувствовав это на себе! Во время съемок «Римских каникул» я действительно открывала для себя прелесть Рима и радовалась общению с Грегори Пеком, в «Забавной мордашке» восторгалась возможностью потанцевать с Фредом Астером, в «Завтраке у Тиффани» «помогала» Холи Голайтли разобраться со своими чувствами…

А в «Войне и мире» всего лишь изображала прелесть Наташи Ростовой. Но ведь у Толстого она растет, взрослеет духовно, превращаясь из непоседливой восхищенной девочки в очаровательную, но посерьезневшую женщину. А в фильме этого не происходило, Наташа оставалась хлопающим глазами очарованием, которое непонятно почему выходило замуж за Пьера Безухова.

Я твердила, что Пьера должен играть Питер Устинов, но Лаурентис решил иначе. Почему они стремились, чтобы Пьер на экране не получился слишком интеллигентным, непонятно, ведь в романе он именно таков. Лаурентис, в свою очередь, предложил Грегори Пека. Конечно, играть с Грегори я готова хоть десять ролей, но каково будет Мелу? К тому же Пек отнюдь не увалень, каким Безухов описан у Толстого. Я удивлялась: зачем отходить от авторского текста, если у самого писателя, кажется, даже насморк героев описан с точностью до одного чихания!

Мел снисходительно улыбался, позволяя Лаурентису самому объяснять глупышке разницу между романом и кино. Да, в книге автор мог позволить героям многое, что невозможно не только показать, но и допустить на экране. Зрители не простят Наташе Ростовой смены красивого, мужественного князя Андрея на увальня Пьера Безухова, неважно, что эта замена происходит после смерти князя Андрея. Хорошая героиня должна страдать до конца жизни, а если уж влюбляться в другого, то только в супергероя.

Конечно, на роль супергероя Грегори подходил безусловно, но я боялась, что он совсем заслонит собой Мела и ничего хорошего не получится. Феррера не заслонили, но ничего хорошего все равно не получилось.

После нескольких проб разных актеров на роль Пьера Безухова утвердили Генри Фонду. Генри — прекрасный актер, но Пьер слишком сложная роль, чтобы ее играть, Пьером надо быть и жить. И уж конечно, должно быть не четыре месяца сумасшедших съемок, а год подготовки. Но мы снимали всего два летних месяца и два осенних. Это слишком мало для фильма такого объема и такой глубины.

Позже его сняли сами русские, и как сняли! Серж Бондарчук не торопился и не втискивал огромный сложный роман в три часа экранного времени, не заставлял бегом снимать самые важные сцены, а Пьера Безухова сыграл сам, и верно сделал. Они получили «Оскара», и получили справедливо.

Мы получили только сдержанные отзывы критики по поводу масштабности проекта, красивых сцен и хорошенькой Наташи Ростовой, у которой, правда, слишком тощие ключицы. Генри в роли Пьера ругали за угрюмость и подавленность, а Мела в роли князя Андрея — за совершенную бесстрастность. Феррер играл очень умело, но действительно отстраненно, он просто выполнял свою роль, произнося слова и делая нужные движения. Сомневаюсь, что восторженная Наташа Ростова могла влюбиться в такого холодного князя Андрея.

Я пыталась что-то говорить Мелу, но он в ответ злился:

— Я знаю свою роль и знаю, как надо играть. Думай о своей.

Между нами пробежал первый холодок, было заметно, что Мел злится из-за моих попыток вмешиваться в его игру, ведь до сих пор таким правом обладал только он. Муж, видно, решил, что я начала зазнаваться и завышать себе цену. А я пыталась объяснить:

— Мел, чтобы получилось по-настоящему, нужно по-настоящему чувствовать…

Он фыркал:

— Так может говорить только неопытная статистка. Если чувствовать все, что играешь, превратишься, как ты после «Ундины», в сущий скелет на грани душевного срыва. Актеры должны уметь играть, понимаешь, играть страсть, а не поддаваться ей.

— Но ведь тогда получается фальшиво…

Я обожала своего Мела, но не могла не признать, что у него получалось пусть не фальшиво, но совершенно холодно, это заметно испортило роль князя Андрея. Актер в русском фильме тоже был сдержан и почти холоден, но лишь внешне, в его глазах читались внутренние переживания, и наружная холодность при этом только придавала внутренней игре вес. Почему это не удалось Мелу? Наверное, потому, что он не желал переживать и внутренне, он лишь играл чувства.

Работа была тяжелой не из-за мучений в теплой одежде во время летней жары в Италии, не из-за множества физически трудных сцен, не из-за необходимости ездить на лошади, чего я раньше не умела, не из-за бесконечных и весьма спешных дублей масштабных сцен, а из-за какой-то пустоты… Не было жизни в картине, были только съемки и следование сюжету. Рядом со мной бесстрастно изображал любовь Мел и хмурился Генри, и попытки оживить их с помощью восторгов Наташи делали ее образ несколько глуповатым.

Мне очень нравится русская литература, при этом я прекрасно понимаю, что читать, например, лучшие произведения Тургенева нужно на русском, Толстого тоже. При переводах теряется очень многое. Когда слушаешь, как читают произведения на русском те, кто владеет языком свободно, кажется, что они поют. Русский язык очень сложный, я пыталась брать уроки, но для этого нужно слишком много времени. Это то, чего я так и не успела в жизни, а жаль…