Относительно Гущина адмирал флота Н.И. Сергеев рас­сказал мне следующее. Где-то в середине 70-х годов контр­адмирал в отставке Гущин приехал в Москву и пришел на прием к Сергееву, который тогда являлся начальником Главного штаба ВМФ.

Гущин просил Сергеева походайствовать перед Главко­мом ВМФ С.Г. Горшковым о представлении его к званию Героя Советского Союза за участие в Феодосийской десант­ной операции. Сергеев, по его словам, был до глубины души потрясен наглостью Гущина.

Дело в том, что в 1938 году Сергеев и Гущин вместе служили на Амурской флотилии. Именно тогда по доносу Гущина Сергеев и еще несколько командиров РККФ были брошены в застенки НКВД. Донос Гущина Сергееву показали сами чекисты. После объявления сына «врагом народа», не выдержав позора, умерла мать Сергеева. Только год спустя Сергеев вышел на свободу и вернулся на флот. Несколько человек, оклеветанных Гущиным, так и погибли в тюрьмах. Об этом начальник ГШ ВМФ и напомнил своему старому знакомому. После этого Сергеев прибавил, по его словам, следующее:

— Думаешь, мы с Горшковым забыли, что ты швартовал «Красный Кавказ» в Феодосии мертвецки пьяным! Убирайся вон!

После этого Гущин сразу же молча покинул кабинет НГШ и более уже никого не донимал своими просьбами о «Золотой Звезде» Героя.

В разговоре со мной Сергеев пояснил, что именно из-за своего пьяного состояния Гущин не мог несколько раз подойти к причалам и высадить на берег десант. Легенда об отжимном ветре появилась гораздо позднее. Все это время корабль и сгрудившихся на его палубе людей в упор расстреливала немецкая артиллерия. Только тогда, когда прибежавший старпом оттолкнул Гущина и взял в свои руки командование кораблем, удалось ошвартовать корабль. Палуба «Красного Кавказа» к этому времени была залита кровью десятков, а может, и сотен (кто их считал!) погибших солдат и матросов.

Рассказ адмирала флота Н.С. Сергеева о визите к нему Гущина и состоявшемся между ними разговоре был еще при жизни Николая Ивановича Сергеева опубликован в газете «Красная Звезда» в записи журналиста капитана 2-ранга В. Марюхи и не вызвал тогда никакого непонимания со стороны ветеранов ЧФ.

Чтобы не быть голословным, приведу еще всего один документ, обнаруженный мной в ЦГА ВМФ.

«Совершенно секретно.

2 октября 1942 года

Военкому линкора “Парижская Коммуна” т. Колод­кину,

военкому крейсера “Красный Кавказ” т. Щербаку,

военкомам и начальнику политотдела эскадры

Черноморского флота

Мне стало известно, что товарищ Колодкин в конце авгу­ста месяца без разрешения сошел с корабля и уехал в город, где в 2 часа ночи был задержан обходом в нетрезвом состоя­нии. При этом Колодкин грубо себя вел с краснофлотцами обхода. 10 сентября тов. Колодкин вновь самовольно сошел с корабля и отсутствовал длительное время.

Товарищ Семин (начальник политотдела эскадры ЧФ. — В.Ш.) мне сообщает, что Колодкин ослабил свою работу на корабле и реже стал общаться с краснофлотцами.

Товарищ Щербак вместе с командиром товарищем Гущиным самовольно выехали в город Кобулети, где пьян­ствовали, в общественных местах появлялись в нетрезвом виде. Товарищ Щербак потворствует пьянству Гущина, нередко сам принимает участие в выпивках.

Обоих я вас хорошо знаю, знаю, что вы в свое время хорошо работали и вели себя. Знаю вас как способных политработников. По меньшей мере странно услышать сейчас, что оба вы встали на неправильный путь, путь потери морального облика боль­шевистского политработника. Как же вы можете вести борьбу с пьянством, если вы сами пьянствуете? Как же вы можете вести работу с самовольными отлучками, если сами их совершаете?

Нам не нужны такие политработники, которые пьян­ствуют и нарушают воинскую дисциплину, потворствуют пьянству и распущенности. Пьянствующий, недисциплини­рованный и оторвавшийся от бойцов политработник пере­стает быть душой и отцом краснофлотцев и их любимцем.

Хочу быть уверенным, что вы оба, товарищи Колодкин и Щербак, не замедлите исправиться и загладить свою вину активной работой и безупречным поведением

Товарищу Вронскому (инспектору ПУ ЧФ. — В.Ш.) лично в ноябре месяце проверить работу и поведение това­рищей Колодкина и Щербака и донести мне.

Армейский комиссар 2-го ранга И. Рогов».

Из воспоминаний вице-адмирала П.В. Уварова о совмест­ной службе с Щербаком на линкоре «Севастополь»: «Слу­жить с Григорием Ивановичем было легко и интересно. Затем Щербак занимал должность заместителя начальника политотдела эскадры. До последнего своего часа он сохранил в себе “комиссарскую жилку” — всегда был с молодежью, всегда с людьми. Бывалому моряку, прошедшему горнило войны, было о чем рассказать...»

Думается, что приведенные выше документ и отрывок из воспоминаний не нуждаются ни в каких комментариях.

Однако вернемся к событиям 6 октября 1943 года. Помимо зверств капитана 3-го ранга Горшенина было еще два негативных случая поведения людей в воде. Оба они достойны презрения, хотя конечно же не идут ни в какое сравнение с показательными казнями командира «Способного».

И снова обратимся к политдонесению: «Врач 1-го диви­зиона эсминцев Бойко, будучи на корабле, вел себя муже­ственно, оказывал большую помощь раненым. После гибели корабля плавал в воде и, обвязавшись двумя койками и спасательным поясом, никого близко к себе не подпускал, боясь, чтобы у него не попросили пояса или койку. Когда его подобрали на борт эсминца “Способный”, то он сошел с ума. Погиб вместе с кораблем.

Старшина 2-й статьи Ляшко с эсминца “Беспощадный”, плавая в воде после гибели корабля, имел у себя два спаса­тельных пояса и спасательный круг. Когда у него просили ослабевшие краснофлотцы дать или пояс, или круг, Ляшко В.С. отвечал: “Я свою шкуру спасаю! ” и никому ничего не давал».

Сошедшего с ума от перенесенных потрясений врача просто жалко. Что касается старшины Ляшко, то свое за трусость он получил сполна. Ляшко спасли, но только для того, чтобы затем отдать под трибунал.

Как долго могли держаться люди в воде? В разведсводке штаба ЧФ на 06.10.1943 года имеется и прогноз погоды: тем­пература воздуха + 20 градусов. Волнение моря — 2 балла. Относительно температуры воды данных нет. Можно пред­положить, что она составляла в районе боя наших кораблей примерно 13—14 градусов. Если принимать во внимание, что на моряках была верхняя одежда, большинство из них имели спасательные жилеты, а часть людей имела возможность держаться за плавающие предметы, можно предположить, что люди могли плавать достаточно долго, по крайней мере несколько часов. При этом надо понимать, что офицеры и матросы с погибшего раньше всех «Беспощадного» имели куда меньше шансов выжить, чем команда погибшего более четырех часов спустя «Способного».

Со времени Великой Отечественной войны минуло уже более шестидесяти лет, и пора воздать каждому по его фак­тическим заслугам. Потомки должны знать тех, кто честно сражался и погибал за свой народ, как и тех, кто недостоин их памяти.