— У меня есть еще, — смотрю исподлобья на Павла.

— Ты меня не провоцируй, — отставляет бутылку со стуком, — я же всю твою буржуйскую бормотуху вылью.

Подпираю лоб кулаками. Я хочу, чтобы Павел ушел, но и в липком одиночестве оставаться тоже не желаю. Тошнит, мысли оседают пятнами гнили на стенки черепа и нашептывают мне, что я в силах прогнуть Еву под себя. Я могу это сделать. Я могу поддаться клокочущему отчаянию и примерить на себя роль тирана. Я старался быть для нее хорошим мужем, шел на поводу во многих вопросах, и сейчас я хочу взбунтоваться и загнать в угол. И что в итоге я получу? Холодную ненависть, которую впитает Денис.

— Подавляла, значит? — хмыкает Павел.

Поднимаю взгляд.

— Мы с Настей хоть раз отказывались принять Дениса?

— К чему этот вопрос?

— К тому, Саша, что ты сам сделал, чтобы ваши отношения стали другими? Такими, какими ты бы хотел? — недобро щурится. — Закинуть Дениса на неделю к нам, а самому явиться к Еве, схватить ее и отправиться в отпуск, в котором вы опять молодожены? Да, она бы жутко возмутилась твоей наглой спонтанности, а ты ее плечо и поволок. Возможно, она бы тебе еще скандал закатила в номере с видом на море, что так дела не делаются, а ты ей букет кидаешь. Не заткнулась? На тебе цацки! Ты еще злишься? Вот тебе, удав в бантике, еще одно подношение от влюбленного бабуина! Клубника, мать твою, в шоколаде!

Недоуменно моргаю. Не успеваю обдумать предложенный сценарий по успокоению разъяренного удава в бантике, как Павел бьет кулаком по столу:

— У тебя же денег хоть жопой жуй! Не надо изворачиваться на обычную зарплату и выкраивать из леваков деньги на сюрприз жене и дочери! Почему ты забыл, что твоя жена прежде всего женщина, которая ждет от тебя внимания, как от мужчины! Что вы, уроды, такие ленивые все с женами?

Как точно подмечено. Я стал ленивым и потерял интерес. Я не задумывался в последние три года, что подарить Еве на день рождения, Новый год, годовщину. Я напрямую спрашивал, чего она хочет, не желая вдаваться в ее намеки, и не пытался удивить внезапным и неожиданным презентом. И весь наш досуг всегда планировала Ева с учетом Дениса, а я лишь выбирал из предложенных вариантов.

— Любая пышногрудая и легкая красотка после замужества становится другой, потому что жизнь меняется, — Павел вздыхает. — Но и наша жизнь не остается прежней. И это бесит, раздражает. Ишь ты, жена что-то от тебя требует! Ишь ты, надо искать компромиссы! Ишь ты, надо засунуть свой язык в одно место и вставать с дивана, чтобы укачать ребенка! Ишь ты, она лепит из меня мужа! Ишь ты, она, стерва такая, смеет говорить, что ей нравится и не нравится! Ишь ты, она живой человек со своими желаниями, а не молчаливая домработница! Охамела в край! Разговоры разговаривает, тормошит меня и в душу лезет! И она всегда была такой! Всегда! Не притворялась она тупой курицей перед тобой! И ее разговоры тебя не раздражали! Я помню, как вы ночь просидели за разговорами на лавочке во дворе после нашего знакомства.

В голове вспыхивают обрывки видений из прошлого. Летняя ночь, теплый ветерок, звездное небо и тихий голос Евы, которая говорит и говорит, и я готов вечность сидеть и слушать ее истории о детстве. Потом она и меня просит рассказать что-нибудь, а я теряюсь и чувствую неловкость, но затем делюсь, что однажды съел кусок клубничного мыла. Ева смеется, что не раз хотела выпить бананового шампуня, и после меня прорывает чуть ли не на исповедь. И она меня внимательно слушает и будто знакомится с тем мальчиком из далекого прошлого.

— И ты ведь тоже, вроде, не был сволочью, Саша, — Павел вырывает меня из теплых воспоминаний, — так не будь мерзавцем сейчас.

Доносится глухой хлопок входной двери, и у меня сердце подскакивает к корню языка, а ладони незамедлительно потеют. Тихие шаги, и блеклый голос Евы:

— Пап, оставь нас, пожалуйста.

Так сдавленно сипят только те, кто услышал смертный приговор. Между лопаток будто ползут холодные скользкие черви. Павел переводит цепкий и внимательный взгляд мне за голову, поджимает губы и обходит стол, а я не в силах оглянуться.

— Я там машину чуток помяла, ты не пугайся, пап, — шепчет Ева, — никого не сбила.

— А сама?

— В порядке. Иди, пап.

— Люблю тебя.

Через несколько секунд Ева усаживается за стол передо мной. Бледная, черты лица заострились, а под глазами пролегли темные тени.

— Ты точно никого не сбила? — волосы шевелятся на руках от ее немигающего взгляда.

— Все куда хуже, Саша, — она ухмыляется, — я беременна.

Глава 31. Я должен быть рядом

Лицо Саши опухло не только у скулы, но и у челюсти посинело и оплыло. Наверное, со стороны мы выглядим жутко, и нас можно сейчас сфотографировать, а после прилепить снимок к какой-нибудь поучительной статье о сложностях в браке в качестве иллюстрации. Хотя нет, даже в статьях о разводе пары вылизанные, гладкие и красивые. Кривят моськи, имитируют агрессию, раскрывают рты в якобы криках, а в жизни… в жизни куда все страшнее и тише.

Тишина, кажется, затекает в уши густым ядом, заполняет черепную коробку, плавит мозг и ползет по позвоночнику, чтобы потом проникнуть в каждую клеточку. Я помню, как в первую беременность с визгами и восторженными криками выскочила из кабинета гинеколога, и помню, как Саша подхватил меня на руки и кружил по коридору под удивленными взглядами других женщин. Как мы были счастливы в тот момент! А сейчас глотку режут острые осколки разочарования.

— Что? — тихо переспрашивает Саша и сглатывает.

— Я беременна.

И куда все исчезло? Как мы, два взрослых и осознанных человека, пришли к такому итогу, что сидим на кухне в тишине и смотрим друг на друга, как два зверя при смерти.

— Это ведь… — наконец, сдавленно отвечает Саша, — хорошая новость?

— Посмотри на меня, милый, — тихо отзываюсь я. — Оно того стоило?

— Нет, не стоило, — закрывает глаза.

— Я в тебе была уверена, — перевожу взгляд на люстру, — как в самой себе.

— Я тебя люблю, Ева…

— В качестве