Последние годы его жизни были отмечены тревожными событиями: войной, голодом, чумой — и он живо рассказывает о них в Восточной энциклике за 263 г.[1533] «Настоящее время, — пишет он, — не подходит для празднований… Повсюду слезы, все скорбят, множество людей уже умерло и умирает, ежедневно стоны слышны по всему городу… Нет дома, в котором никто не умер бы… После этого наступили война и голод, которые мы терпели вместе с язычниками, а те несчастья, которые они на нас навлекали, мы сносили в одиночестве… Однако мы радовались в мире Христовом, который Он дал только нам одним… Большинство наших братьев в избытке своей великой любви и привязанности не щадили себя и помогали друг другу, постоянно смотрели за больными, удовлетворяли их нужды без страха, неустанно, и исцеляли их во Христе». Язычники, напротив, отталкивали больных или выбрасывали их полумертвыми на улицу. Такую же милосердную самоотверженность, резко контрастировавшую с языческим эгоизмом, проявили христиане Карфагена, когда там свирепствовала чума в период гонений Галла (252), о чем мы узнаем от Киприана.

Дионисий принимал активное участие в христологических, хилиастических и дисциплинарных спорах своего времени и проявил в них умеренность, любезную готовность к уступкам и практический церковный такт, но также недостаток независимости и последовательности. Он выступал против савеллиан и дошел до грани троебожия, но в переписке с более твердым и ортодоксальным Дионисием Римским изменил свою точку зрения, и Афанасий отстаивает его ортодоксию, выступая против обвинения его в том, что он посеял семена арианства. Дионисий был склонен следовать христологии Оригена, но церковь тяготела к никейской формулировке. Однако в рассказе Афанасия нет ничего, что предполагало бы признание первенства Рима. Последнее христологическое выступление Дионисия — его послание по поводу ереси Павла Самосатского; ему не удалось посетить Антиохийский синод 264 г., на котором Павел был осужден и отстранен от должности. Он, как и Ориген, отвергал хилиазм, призывал Непота и его сторонников отказаться от таких взглядов и наряду с этим отрицал апостольское происхождение Апокалипсиса и приписывал его авторство «пресвитеру Иоанну», существование которого сомнительно. Он ратовал за мягкость в вопросах дисциплины, призывал новациан быть терпимее к отступникам и хранить мир в церкви. Он рекомендовал также проявлять умеренность в разногласии между Стефаном и Киприаном по поводу крещения еретиков, хотя сам склонялся к более терпимому римскому отношению.

Дионисий написал много посланий и трактатов по экзегетике, полемике и аскетизму, но от них до нас дошли лишь краткие фрагменты, в основном у Евсевия. Его основные труды — комментарии к Екклесиасту и к Евангелию от Луки; «Против Савеллия» (христологический); «О природе» (философский); «Об обетованиях» (против хилиазма); «О мученичестве». Он сравнивал стиль четвертого евангелия и Апокалипсиса, отрицая, что у них один автор, но обращал внимание только на отличия, упуская из вида свойственное им единство[1534]. «Все цитаты из Дионисия, — утверждает Уэсткотт, — стоят внимательного изучения. Они проникнуты той сердечностью и великодушием, которые он проявлял на практике».

Греческая церковь отмечает память Дионисия 3 октября, Римская — 17 ноября.

(I.) Фрагменты в Routh: Rel.Sacr. II. 221–509. Также в Gallandi, tom. II., и Migne, «Patr. Gr.», tom. X, col. 35–108.

(II.) Евсевий: Η. Ε. VI. 31. Иероним: De Vir. ill. 63. Сократ: Η. Ε. II. 35. Фотий: Bibl. 34.

(III.) Fabricius: «Bibl. Gr.» IV. 240 (ed. Harles). G. Salmon β Smith and Wace, I. 53–57. Ad. Harnack в Herzog2 VII. 296–298. Также Pauly, «Real–Encykl.» IV. 501 sq.; Nicolai, «Griech. Lit. Gesch.» II. 584; Smith, «Dict. of Gr. and Rom. Biogr.» I. 56 sq.

Юлий Африкан[1535], первый христианский хронограф и историк, старший друг Оригена, жил в первой половине II века в Эммаусе (Никополе), в Палестине[1536], совершал путешествия в Александрию, где слушал лекции Иракла, в Эдессу, Армению и Фригию и был послан в Рим с просьбой о восстановлении разрушенного Эммауса (221). Умер около 240 г., будучи стариком. Насколько мы знаем, он был не церковным служителем, а философом, который продолжал после своего обращения заниматься любимой наукой и обратил ее на пользу церкви. Возможно, он был пресвитером, но точно не епископом[1537]. Он был предшественником Евсевия, который в своей «Хронике» активно использовал его ученые труды, но не спешит воздать ему должное, хоть и называет его хронографию «самой точной и ученейшим образом исполненной». Он знал еврейский язык. Сократ приравнивает его по учености к Клименту Александрийскому и Оригену.

Главный труд — его хронография, в пяти книгах. Он начинает с сотворения мира (5499 г. до P. X.) и доходит до 221 г., четвертого года правления Элагабала. Он закладывает основы средневековой историографии мира и церкви. До нас дошли внушительные фрагменты этого труда, и отчасти мы можем восстановить его по «Хронике» Евсевия. Для того чтобы по заслугам оценить его работу, необходимо более полно представить себе византийскую и восточную хронографию церкви, сделанную до того момента. Более ранние авторы доказывали древность христианской религии, защищаясь против язычников, обвиняющих ее в новизне, и прослеживали происхождение своей веры до Моисея и пророков, которые были древнее греческих философов и поэтов. Но Африкан совершил первую попытку составить систематическую хронику священной и светской истории. За первую фиксированную точку он принял возвышение Кира, которое отнес к Olymp. 55, 1, а потом, отсчитывая назад годы священной истории, получил 1237 лет между исходом и концом семидесятилетнего плена, или первым годом правления Кира. Он следовал хронологии Септуагинты, отнес исход к 3707 г. от сотворения мира и исчислил промежуток времени между исходом и Соломоном в 740 лет. Рождение Господа он обозначил 5500 г. от сотворения мира и за 10 лет до нашей эры по Дионисию, но на публичное Его служение он отводит только год, то есть относит распятие к 5531 г. от сотворения мира. Он считает 31 год жизни Спасителя дополнением к 969 годам жизни Мафусала. 70 седмиц у Даниила он воспринимает как 490 лунных лет, эквивалентных 475 годам по юлианскому календарю. Темноту, наступившую в момент распятия, он считает чудесным событием, так как солнечное затмение не могло иметь место в полнолуние.