Заслышав её голос, Генрих повёл головой, но продолжал висеть так, точно бы тело его пробудилось, но рассудок ещё пребывал по ту сторону. Алёна несколько минут пыталась разуметь, чем мается Штаден. Генрих, ничем не изъясняясь, размял затёкшие руки, в один рывок подтянулся к ветке и принялся слезать наземь.

* * *

Малюта стоял на крыльце, скрестив руки на груди. Он улыбался чему-то, глядя в мутно-серое небо, заволочённое смрадным дымом. Наконец послышались шаги, и Скуратов усмехнулся, завидя на пороге Фёдора. Басманов отирал руки от крови, и вид у него был мрачен.

– Ну? – вопрошал Малюта. – Дознался чего-то?

– Ага, – кивнул Фёдор, – я знаю, где искать.

С теми словами Басманов спешно запрыгнул на Данку и умчался прочь, оставив Скуратова.

«Ага, знает, как же… Тьфу ты, щенок брехливый!» – мотнул головой Григорий.

* * *

Данке наконец выпало раздолье – истомилась она, петляя по разгромленным улицам, где и ступить-то некуда. Как они выехали из Новгорода, только тогда Фёдор и приметил, сколь душен и мерзок нынче сделался воздух в некогда великом граде. С большой охотой лошадь взбивала ранний снег, бездумно мчась то в одну, то в другую сторону. Фёдор никак не направлял свою любимицу, а всецело дал ей волю. Холодный воздух уж продрал его насквозь, и усталость стала овладевать им, но ещё не столь всецело, чтобы заглушить все ставшие тревоги. Данка громко ржала, вставала на дыбы, порой семенила, точно избирая, куда на сей раз податься, и, чувствуя полное дозволение всадника своего, неслась куда-то.

Наконец Данка сбила всю дурь, и Фёдор бы воротился в Кремль, да некстати разнылся сколотый зуб. Подумал Басманов, что врач иноземный подле Вяземского был при всём переезде, и припомнил, где располагается поместье князя. Они с Данкой доехали до поместья, и привратник отворил дверь. Фёдор справился, здесь ли Альберт, и крестьянка, услужливо раскланявшись, повела Басманова по терему.

– Княже! – устало, но всё же с тёплой радостью Фёдор всплеснул руками, завидя Вяземского, сидящего подле огня.

Афанасий встал, чтобы поприветствовать гостя.

– А мне уж доложили, что ты не ко мне, но к Альберту, – князь с усмешкой кивнул на немца.

– Ну-ну, полно ж тебе ревновать-то, Афонь! – улыбнулся Басманов, садясь подле окна, ко свету. – И моя красавица малость умаялась дорогой. Не буду гнать её в кремль – у тебя заночуем. Велишь постелить мне?

– Нет, Фёдор Алексеич, будешь спать на полу, как пёс поганый, – ответил Афанасий.

Фёдор усмехнулся, повернувшись к Альберту. Вяземский воротился на своё место. Какое-то время они сидели в тишине. Альберт осмотрел Фёдора и заверился, что тревожиться не о чем – боль сходит.

– Кстати, Афонь, – молвил Фёдор, сев вполоборота, – поди, знаю, каким делишком нынче удручён.

Вяземский невесело усмехнулся и провёл рукой по лицу.

– Всё-то он знает, этот Басманов! – вздохнул Афанасий.

– Ага… вот и докладываю, старина – пущай это тебя боле не гложет, – молвил Фёдор, и князь резко обернулся.

– Федя… – с тяжёлым вздохом протянул Афанасий, уж не чая ничего хорошего.

Заслышав, как переменился тон беседы, Альберт спешно оставил опричников наедине.

– Мы с Малютой… – Фёдор не успел окончить, как Вяземский перебил его.

– Напомнить тебе, с кем дело иметь придётся?! Ты вернулся полудохлым! – негодовал князь.

– И нынче поквитаюсь, – пожав плечами, твёрдо бросил Басманов.

Афанасий резко опустил руку на плечо Фёдора и заглянул в его глаза.

– Что ты задумал? – вопрошал Вяземский.

– Испрашиваешь меня об том, а сам-то взаправду готов узнать? – ответил Фёдор, смело глядя в ответ.

– Федя, чтоб тебя! – процедил Афоня.

– Полно, княже! И нынче-то чего вспылил? Ты не в ответе за меня! – Басманов поднялся да скинул руку Вяземского.

Опричник спешно направился к выходу.

– Ради Христа – не дури, – молвил Афоня, притом уж ведая, что едва ли Басманов будет внимать ему.

Фёдор остановился, обернувшись на князя. Что-то горело на его устах, но не мог сказать и слова. Сглотнув, он улыбнулся.

– Ты ж знаешь меня, – беспечно бросил он, поведя плечом.

– Ага, – угрюмо ответил Вяземский.

Та напускная беспечность много огорчила князя, и он вернулся к своим трудам.

* * *

Фёдор рано утром покинул поместье Вяземского. Места, занесённые белым снегом, с трудом признавались – всё казалось иначе, нежели было раньше. Он уж хотел было повести к Новгороду, но резко здешние окрестности навеяли мыслишку, притом въедливую донельзя.

«Да вряд ли там нынче чего-то сыщем… Да право же – чем чёрт не шутит? А авось?..»

Фёдор развернул Данку по дороге, ведущей к старым руинам монастыря. Басманов едва ли не проехал мимо тех развалин. Данка недовольно фыркнула и повела головой, когда они стали у ворот. Фёдор спешился, оставив свою любимицу.

Басманов огляделся, не имея ни малейшего понятия, что он ищет. Тонкий снежный покров сгладил всё вокруг. Фёдор обернулся, слыша беспокойство своей кобылы.

– Да полно тебе! – крикнул Басманов. – Нынче-то чего пугаться? Поди, уж ты-то со мной места и похуже знала.

Данка, будто бы и впрямь пристыженная, смирилась, но всяко недовольно била хвостом.

– Я мигом, – молвил Фёдор, заходя в главный храм через пробитую дверь.

Каждый шаг опричника вторил гулким эхом. Роспись со стен облупилась и сошла, святые образа давно поблёкли. Иконостас, изъеденный временем – али погромленный, да чуть ли не батюшкой самого Фёдора, валялся россыпью щепок на холодном каменном полу. Уцелевшие образа потемнели, и едва можно было рассмотреть величественных архангелов. Фёдор огляделся вокруг, потирая руки от холода.

Он прошёл до алтаря. Двери были кощунственно отворены, явя каждому пришлому, что нынче никакой святой дух не снизойдёт во евхаристии. Он усмехнулся да мотнул головой, и уж было собрался уйти ни с чем, и всё же замер на месте. Фёдор оглядел свои руки, пущай, что уже давно не носит ни колец, ни серёг. С досадой Басманов цокнул, не имея при себе украшений.

Вдруг он опустился на колено и вынул из сапога нож. То было сподручное оружие, кое Фёдор часто носил с собой, и боле было дорого как память, нежели как драгоценность. И всяко что есть, то есть. Басманов подошёл к алтарю и оставил нож.

– Залог, – тихо сказал он сам себе и спешно покинул храм.

* * *

Вяземский предстал перед царём и отдал низкий поклон.

– Благодарю за милость твою, – произнёс князь.

– У тебя, мой добрый Афоня, и без этого забот хватает, – заметил Иоанн, медленно ступая прочь от трона.

Царь завёл руки за спину, и взгляд его слепо уставлен был куда-то далеко, точно глядел сквозь стены. Афанасий поджал губы и всё же собрался с духом.

– И всё же пришёл просить о большей