Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минутное недомогание от потери каких-либо чувств и адаптации к совершенно новому, чуждому мировосприятию данного сосуда. Начиная с того, что в нос ударил совершенно невероятный, завораживающий запах тела под ней, а точнее крови, находящейся в этом «блюде», манящий и завлекающий, заканчивая абсолютно иным мироощущением. Горячая вода в ванне казалась никакой, холод кафеля на стене также никак не чувствовался, вся температура была абсолютно условной.
Роан не постеснялась провести острым когтем по краю чувствительного ареола, царапая кожу и чуть ли, не раня до крови. Но. Ощущения боли и дискомфорта не присутствовало. В голову Роан закрались совершенно сумасшедшие мысли очень извращенного характера. Некие замашки ее бывшей любовницы она все же взяла на заметку.
Правая рука оригинального тела двинулась вниз по бедрам, касаясь плотно сжатого колечка мышц. Без какой-либо подготовки, ДС в ее настоящем теле без жалости на полную амплитуду засунула сначала один, а потом и три пальца. Ощущения были не просто слабыми, они казались никакими. Например, когда Акира впервые играла с ее задним проходом без моральной подготовки Роан, без должной смазки и без профессионального навыка, на любительском энтузиазме, ощущения были крайне далеки от «приятных» или хотя бы их подобия. Ощущение было такое, словно в тебя засовывают что-то непомерно большое, твой живот стягивается в узел, и ты ощущаешь настоящий дискомфорт. Это не боль, это дискомфорт.
Впрочем, стоит отметить, что когда ее разум расслабился от всяческих экспериментов и мыслей, покоя не пришлось. Стоило мыслям утихнуть, как в голову начали стучаться странные позывы. Ощущение жажды, хотя горло и было влажное, странное слюноотделение и зов прильнуть к пульсирующей сонной артерии на теле под ней. Роан, зная всю подноготную такого поведения, решила последовать за инстинктом. Развернувшись на живот, и подняв вампирское тело над своим оригинальным, она невольно немного залюбовалась своим же лицом.
Нарциссизм не был свойственен Роан по одной простой причине. Тело Наруто Узумаки было ей чуждым. Глубоко внутри сознания все еще сидел злобный, мерзкий паразит собственного уничижения по поводу внешности. Когда была обретена форма этой красивой блондинки, мысли и восприятие было не подобным «Это я такая красивая», а «Тело, принадлежащее мне, красивое». Форма нарциссизма, рассматривающего свои тела как предмет собственного обожания.
Впрочем, вампирский инстинкт не дал ей долго рассматривать это точеное лицо. Склонившись к шее, Роан знала куда надо кусать, ибо хорошо выучила анатомию как собственного тела, так и общечеловеческого. Но впадать в вампирские крайности и дырявить шею ей не хотелось. Не по причине шрамирования или чего-то еще, нет, по причине того, что положение и метод был неудобным.
Сев на бедра оригинального тела, Роан подняла левую руку и провела на ладони тонкую линию пореза. Капли крови стали быстро просачиваться сквозь проделанную брешь. Немного помассировав ладонь оригинального тела, собирая чуть больше крови, она медленно вытащила длинный язык и слизала алую жидкость. В тот же момент, как кровь оказалась во рту тела вампирши, Роан ощутила невероятное чувство наслаждения и эйфории, сводящей с ума. В этот момент ее сознание вышибло обратно в оригинальное тело. Блондинка выгнулась дугой, от адаптировавшихся чувств. Назвать это оргазмом нельзя было, но чем-то близким, возбуждающим, словно какой-нибудь сумасбродный наркотик-афродизиак.
— Ха-а-а…
Роан тяжело выдохнула, когда ее тело продолжало дрожать, словно при сумасшедшем возбуждении, ожидая кульминации. Ее мысли были спутаны в одно мгновение, покрытые пеленой самого близкого подобного чувства, которое испытало вампирское тело – похоть.
— Что это было?
Блондинка с трудом выговорила эти слова, пытаясь привести свое сознание в порядок, ибо жар, раскаляющий ее лоно и переводящий ее чувства на совершенно другой лад, был ей непонятен в своем возникновении. Мертвенно спокойный голос Левиафан звучал на фоне всего этого, словно черное пятно на белом фоне.
— Вампирский наркотик. Тело нежити не способно испытывать ярких чувств, на фоне этого возможно было возникновение апатии, депрессии и всех тех психологических заболеваний, что останавливают стремление к жизни. Вампиры без подобного механизма превратились бы в апатичных, безынициативных существ. Чувство на грани тела и разума, близкое с ощущением оргазма.
Разум Роан был затуманен, поэтому всю эту информацию она воспринимала без толики критического мышления. Ей самой и даже Левиафан было ясно, что сейчас нужно для успокоения.
Чтоб я еще раз полезла в нечеловеческие тела…!
Последняя трезвая мысль Роан была затуманена небольшой вспышкой внизу живота. Левиафан без особых приказов знала, что надо делать, ибо ДС все же было не самостоятельным сознанием, а обезличенным осколком Роан с ее памятью, знаниями и навыками.
— Ах!
***
Семидневный срок, что дал Орочимару истек. Незапланированная встреча и шквал обрушившихся на нее новостей о родной деревне сильно подкосили Сенджу и ее «доверие» к змеиному санину. Женщина жаждала больше жизни, хотела больше всего чего бы то ни было на свете, увидеть еще раз своего младшего брата и единственного любимого мужчину. Услышать их голос. Почувствовать их тепло. Ощутить то потерянное чувство целостности.
Но на периферии этого стремления всплывали образы обугленной Конохи, которую описал Джирайя и слова ее любимых, что ценили деревню больше собственной жизни. Вспоминался образ могучего деда Хаширамы, что с гордостью смотрел на построенное поселение. Бог Шиноби видел в нем не просто сборище людей, объединенных одной идеей, идеей мира и понимания. Он видел в ней обиды прошлого, что люди отбросили ради будущего, он видел лица детей, которым не нужно было идти на поля боя в раннем возрасте. Усталые, но радостные лица стариков, что наконец могут отдохнуть от кочевнического образа жизни и встретить свой покой. Ее второго деда Тобираму, что ставил Коноху превшего всего на свете. Даже пресловутая техника Теневого Клонирования, а позже Бога Грома были созданы, чтобы охватывать большее количество работы. Тобирама, став Вторым Хокаге посвятил всего себя работе, забыв о личной жизни и даже семье, не оставив ни одного наследника.
Еще страшнее было от того, что двое людей, что принесли в эту деревню смерть и разрушения сидели рядом и говорили так, будто ничего не произошло. Сильнее резал сознание голос и тон этого человека в черной