Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С глубоким уважением и надеждами…»
Днем раньше Крючков написал письмо Бакатину:
«Уважаемый Вадим Викторович!
Обращаясь к Вам как к председателю Комитета госбезопасности СССР и через Вас, если сочтете возможным довести до сведения, к коллективу КГБ со словами глубокого раскаяния и безмерного переживания по поводу трагических августовских событий в нашей стране и той роли, которую я сыграл. Какими бы намерениями ни руководствовались организаторы государственного переворота, они совершили преступление…
Осознаю, что своими преступными действиями нанес огромный ущерб своей Отчизне… Комитет госбезопасности ввергнут по моей вине в сложнейшую и тяжелую ситуацию… Очевидно, что необходимые по глубине и масштабам перемены в работе органов госбезопасности по существу и по форме еще впереди…»
Потом и Крючков, и другие участники путча придут в себя, Увидят, что им ничего не угрожает, и будут говорить, что они ничего, собственно, не сделали. Но в реальности действия ГКЧП были вполне серьезными.
Они отстранили от власти законного президента, ввели цензуру средств массовой информации и объявили в Москве комендантский час. Увидев, что в Москве у них ничего не получается, они просто не решились на военную акцию. Но надо помнить, что накануне путча в Вильнюсе и Риге в ход пошло оружие, когда КГБ и спецчасти армии пытались навести порядок. Но Крючков оказался недостаточно уверенным в себе и самостоятельным человеком, он своих целей не добился.
Генерал Валерий Воротников рассказывал:
— В дни ГКЧП одна из первых задач, поставленных передо мной, состояла в том, чтобы направить оперативные группы в страны Прибалтики. Правда, задачу поставили достаточно аморфно, цель мне разъяснили, но мы не очень-то и задавали вопросы. Местные комитеты госбезопасности уже тогда были поражены национализмом, информации оттуда шло мало, и мы смотрели на нее сквозь призму ситуации в самих республиках.
Мы отправили туда группы, сказав им, чтобы они взаимодействовали с военной контрразведкой и сообщали нам, что происходит. Группы я сформировал очень легко, отправил девяносто человек. Ни один не отказался, хотя могли бы найти какие-то причины: положение не военное. Но все выполнили свой долг, хотя это уже было небезопасно.
Что касается ГКЧП, то оперативный состав, хотя и не понимал каких-то действий, предпринимаемых сверху, все конкретные у зания выполнял. Потом, когда меня уже допрашивали по всякил уголовным делам в связи с ГКЧП и ребят допрашивали, которых послал, все они приходили ко мне и говорили, что они ни в чем раскаиваются и готовы выполнить любое указание руководства которое не расходится с их пониманием справедливости и долга. Наши люди до последнего момента были готовы выполнить многие задачи. И это не красивые слова…
Попытка путча радикально изменила настроения людей. Даже те, кто еще сомневался, решительно встали на сторону Бориса Ельцина, новой российской власти, увидев в политике Белого дома надежду на нормальную жизнь. А союзные республики побежали из Советского Союза, испугавшись, что такой путч не последний. Августовские события были одной из причин распада СССР, хотя никто из путчистов этого не признает.
В «Матросской Тишине» Крючков изменился, похудел и сразу постарел. Он тяжело болел. Следствие и подготовка к суду шли долго.
В январе 1993 года заместитель председателя Военной коллегии Верховного суда генерал-майор юстиции Алексей Уколов изменил меру пресечения обвиняемым по делу ГКЧП на подписку о невыезде, и все отправились домой.
Правда, в мае Генеральная прокуратура обратилась в Верховный суд с просьбой заключить под стражу Крючкова, Лукьянова и Янаева, которые были освобождены из-под стражи по состоянию здоровья, но «начали активно заниматься политической деятельностью, дестабилизируя обстановку в обществе… Последняя из демонстраций с их участием прошла в Москве 1 мая и закончилась массовыми беспорядками».
Однако все остались на свободе.
В апреле 1993 года начался процесс по делу ГКЧП.
Но суд все никак не получался. Председатель суда генерал Уколов решил, что Генеральный прокурор Валентин Георгиевич Степанков и его заместитель Евгений Кузьмич Лисов грубо нарушили закон, поэтому попросил Верховный Совет назначить независимых государственных обвинителей. Верховный Совет отказался это сделать. Процесс возобновился.
Крючкова обвиняли по статье 64 (измена Родине) и статье 260 (злоупотребление властью) Уголовного кодекса РСФСР. Крючков доказывал, что в августе 1991 года он выполнял свой долг как руководитель КГБ СССР, оберегая территориальную целостность и безопасность Родины. Тем более, что Комитет госбезопасности получал достоверную информацию о том, что из-за рубежа готовится развал Советского Союза.
23 февраля 1994 года новая Государственная дума приняла закон об амнистии. Крючков, как и другие обвиняемые по делу ГКЧП, вернулся домой. Формально, согласившись на амнистию, он признал свою вину. На самом деле виноватым он себя не чувствовал. Напротив, чем дальше, тем более Крючков считал себя героем.
Михаил Сергеевич Горбачев высказался по этому поводу в интервью газете «Труд»:
«Я помню, какие покаянные письма они мне писали в первые дни после ареста в августе 1991-го. Никогда не забуду и то, что они говорили с тем же вдохновением и искренней патетикой некоторое время спустя в зале суда. Прямо противоположное. Это, знаете, какая-то абсолютная бессовестность, этакая этическая стерилизованность. Хотя я-то знал, как никто другой, почему эта трусливая публика отважилась пойти на путч. На Родину им было абсолютно наплевать. Их волновало другое: с подписанием союзного договора они могли реально потерять гигантскую, практически никем не контролируемую власть. Вам теперь даже трудно себе представить, какие силы находились под командованием министра обороны Язова. А знаете ли вы, что годовой бюджет КГБ СССР, который возглавлял тогда Крючков, составлял три с половиной миллиарда рублей? И это были практически безотчетные деньги. Вот с чем им пришлось бы проститься. Они-то это прекрасно понимали. Но при этом говорили высокие слова о родине, об экономической катастрофе, об угрозе национальной безопасности…»
Первое время после выхода на свободу Владимир Александрович Крючков сосредоточился на борьбе с бывшим товарищем по политбюро академиком Александром Николаевичем Яковлевым.
Для Крючкова Яковлев просто олицетворение мирового зла. Крючков стал рассказывать, что в свое время получил неопровержимые данные о том, будто Яковлева давно завербовали американцы. Российская прокуратура проверяла это заявление, допрашивались Горбачев, Бакатин, Чебриков, сотрудники внешней разведки, были истребованы материалы из архивов. Коллеги-чекисты не подтвердили слова Крючкова, и документов никаких не оказалось.
Владимир Александрович так долго-рассказывал о том, как завербовали Яковлева, что, наверное, даже сам в это поверил. Но верит только он сам. Даже бывшие коллеги по КГБ над этим смеются. Не зная, как еще уязвить академика, Крючков написал: «Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру нашей победой в Великой Отечественной войне».