Когда политбюро утратило свою власть, роль Крючкова стала еще значительнее. Теперь уже над ним не было никого, кроме Горбачева, в то время как его предшественники вынуждены были считаться с влиятельными членами политбюро. Андропов боялся и Суслова, и Кириленко, вынужден был ладить со всем политбюро. Над Крючковым был только один Горбачев.

А в руках Владимира Александровича еще вполне исправный механизм. Численность КГБ составляла почти полмиллиона человек, из них 220 тысяч пограничников, 60 тысяч — войска правительственной связи.

Шифротелеграммой 3 января 1990 года Генеральный штаб передал из подчинения Воздушно-десантных войск и главного командования Сухопутных войск в подчинение КГБ: 103-ю воздушно-десантную дивизию, 75-ю мотострелковую дивизию, 48-ю мотострелковую дивизию специального назначения, 27-й отдельный батальон специального назначения. Это была серьезная военная сила.

Возможно, последней каплей стал разговор президента России Ельцина и президента Казахстана Нурсултана Абишевича Назарбаева с Горбачевым 31 июля 1991 года.

Перед отъездом Горбачева на отдых в Форос они втроем договорились снять Крючкова, а заодно и министра обороны Дмитрия Тимофеевича Язова. Считается, что эта информация стала известна Крючкову и подтолкнула его к решительным действиям.

Дальнейшее известно. В Москве был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР. Крючков, в руках которого находились реальные инструменты власти, играл в нем решающую роль. Но ничего у него не получилось.

Следственная бригада под руководством Генерального прокурора России потом установила, что 6 августа Крючков поручил своим сотрудникам просчитать последствия введения чрезвычайного положения в стране. 14 августа он сказал своим помощникам, что Горбачев не в состоянии адекватно оценить обстановку, у него психическое расстройство и будет вводиться чрезвычайное положение.

Крючков распорядился прослушивать все разговоры Ельцина, главы российского правительства Ивана Силаева и государственного секретаря Геннадия Бурбулиса.

Путч начался 17 августа 1991 года, когда у Крючкова на секретном объекте КГБ на юго-западе Москвы, где есть сауна, бассейн, комнаты отдыха и хорошая кухня, собрались будущие члены ГКЧП. Они говорили о том, что введение чрезвычайного положения необходимо и нужно заставить Горбачева согласиться с этой идеей. Если не захочет, пусть откажется от своих полномочий.

Горбачев не согласился. Но он — и в этом его вина — не остановил заговорщиков. Он должен был приказать начальнику своей охраны арестовать их и попытаться немедленно вылететь в Москву. Но он, надо полагать, чисто по-человечески испугался за свою жизнь и жизнь своей семьи, да и, наверное, не верил, что его охрана выполнит такой приказ.

Горбачева изолировали в Крыму, отключили все телефоны и увезли в Москву начальника его личной охраны генерал-майора КГБ Владимира Тимофеевича Медведева.

Судьба личного охранника похожа на судьбу спортсмена, мечтающего об олимпийской медали. Он, выжимая майку, мокрую от пота, тренируется годами, чтобы в решающую минуту показать, на что он способен.

Такая минута настала для генерала 18 августа, когда члены ГКЧП явились на крымскую дачу Горбачева. Но генерал Медведев упустил свою олимпийскую медаль.

Всю жизнь его готовили к одному: в нужную минуту умереть за президента. Впрочем, умирать и не требовалось. Надо было остаться вместе со своим президентом, которому, вероятно, впервые грозила настоящая опасность. Но генерал Медведев, охотно повинуясь приказу своего начальника по девятому управлению КГБ генералу Юрию Плеханову, собрал вещички и исчез с президентской дачи.

Все его подчиненные из охраны Горбачева предпочли остаться и сохранили свою офицерскую честь…

В тот же день поздно вечером в Москве вице-президент Геннадий Иванович Янаев, премьер-министр Валентин Сергеевич Павлов и заместитель председателя Совета обороны Олег Дмитриевич Бакланов подписали печально знаменитое «Заявление Советского руководства». Там говорилось, что Горбачев по состоянию здоровья не может исполнять свои обязанности и передает их Янаеву, что в отдельных местностях СССР вводится чрезвычайное положение и для управления страной создается Государственный комитет по чрезвычайному положению.

19 августа люди проснулись в стране, над которой нависла уже тень ГКЧП.

Помощник Горбачева Анатолий Сергеевич Черняев, который был вместе с президентом в Форосе, пишет, что продуманного заговора как такового не было, было намерение и расчет на то, что Горбачева можно будет втянуть в это дело. И как только Горбачев «дал отлуп», все посыпалось. ГКЧП по природе своей, по своему составу изначально не способен был «сыграть в Пиночета»!

Крючков втянул в эту авантюру министра внутренних дел Бориса Карловича Пуго, который 18 августа вернулся в Москву из отпуска. Он приехал на служебную дачу в поселке Усово. Тут его и застиг роковой звонок.

Невестка предложила взять трубку и сказать, что Бориса Карловича нет. Пуго улыбнулся и, к своему несчастью, отказался от очень разумного предложения. Звонил Крючков. Пуго, поговорив с ним, соврал семье:

— Крючков говорит, что началась гражданская война в Нагорном Карабахе. Я должен ехать.

Пуго отправился к Язову в министерство обороны, куда приехал и Крючков. Они ввели Пуго в курс дела. Тот сразу сказал: «Я с вами».

Когда все рухнет, Пуго скажет:

— Какой я дурак, что поверил Крючкову и послушал его.

На одном из заседаний ГКЧП Янаев огорченно сказал, что их никто не поддерживает. Крючков тут же ему возразил: не все так плохо.

Янаев с удивлением посмотрел на председателя КГБ:

— Мне докладывают так, как есть.

Крючков улыбнулся:

— Вот и неправильно делают. Надо докладывать то, что надо, а не то, что есть…

Но умелец он был только по части докладов начальству.

Главная проблема ГКЧП состояла в полной бездарности его организации. Штаб заговорщиков действовал чисто по-советски, то есть из рук вон плохо. И Крючков в критической ситуации оказался никуда не годным руководителем.

Я спросил бывшего начальника управления КГБ по охране конституционного строя генерала Воротникова, что он думает о своем бывшем председателе?

— Владимир Александрович — человек прежней эпохи. Тут надо говорить о проблеме отцов и детей. То, что делалось в оперативном обеспечении ГКЧП, он передоверил людям, которые недостаточно хорошо представляли себе ситуацию, обстановку и планировали меры, не адекватные этой ситуации.

Да, мы ставили вопрос о введении чрезвычайного положения. Но ввести такое положение на всей территории страны, как это сделал ГКЧП, у нас такой идеи не было. Это мог сделать только человек, не имеющий представления о том, что такое ЧП. А я работал в условиях чрезвычайного положения в Армении и знаю, что это такое.

Ереван — небольшой город, но сколько понадобилось сил, чтобы ввести там чрезвычайное положение! И все равно этот режим был достаточно дырявым. А вводить чрезвычайное положение на территории всей страны — это архиглупость. Мы бы даже не осилили введение чрезвычайного положения по всем Прибалтийским республикам. Только по одному городу, если бы этого потребовала обстановка, — в Вильнюсе или Таллине.